Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

В. М. Молотов, вспоминая к десятилетию газеты о первом полугодии ее издания, когда он сам исполнял обязанности секретаря редакции, хвалил энергию Полетаева [589]. Было бы интересно понять, кто сделал вывод о том, что Красс ведет дела газеты не просто небрежно и нерачительно, но что за этим кроется некая финансовая недобросовестность. Заподозрил ли это Иосиф Джугашвили, или же мысль «дело пахнет уголовщиной» была высказана Малиновским? Если верно второе, то ловкий провокатор одновременно повышал свою ценность в партии, прибирая к рукам «Правду», и ссорил между собой большевистских руководителей, выводя из игры Полетаева. При этом он пользовался безусловным доверием Ленина, который им настолько увлекся, что в тех же числах сообщил Г. Л. Шкловскому: «Впервые среди наших в Думе есть выдающийся рабочий-лидер» Малиновский [590]. Малиновскому также доверял и активно с ним сотрудничал обычно осторожный, подозрительный Коба. Позднее Г. И. Петровский так описывал ситуацию с газетой: «От тт. Ленина и Зиновьева получались письма, требовавшие от нас руководства. А мы были все рабочие депутаты, а не писатели. Однако, бразды правления нужно было взять. Малиновский их и взял. Однако, дело не клеилось». [591]

Тираж «Правды», который в апреле-мае 1912 г. достигал 60 тысяч экземпляров, летом упал до 20 тысяч, и поднять его не удавалось [592]. Это все равно было больше, чем тиражи меньшевистского «Луча» (8–9 тысяч), но «Правда» оставалась убыточной, а денежный запас иссяк. В поиске возможностей поправить положение Ленин пытался уговорить М. Горького оказать финансовую помощь газете или дать для публикации рассказ (для привлечения читателей) и даже надеялся на переезд Горького «на здешние галицийские курорты», описывая Краков как место чрезвычайно удобное, «на два дня ближе к России, приезды рабочих можно участить, школу бы опять рабочую наладили, переход через границу нетруден, цена проезда 12 руб. от Питера, сношения с рабочими Москвы, Юга тоже возможны!..» [593]. Одновременно он тормошил Васильева и Малиновского, требуя, чтобы редакция газеты активизировала подписку. Ленину казалось, что привлечь еще несколько тысяч подписчиков – дело несложное, задержка только из-за нерасторопности редакции.

В письмах Н. К. Крупской Васильеву от 9/22 и 10/23 декабря заметна сильная нервозность, даже легкая паника, связанная с отказом редакции «Правды» выплачивать Ленину гонорары из-за отсутствия денег. «Дела в В. [В. – «Правда»] ставят все вверх дном и грозят разрушить нашу здешнюю базу как раз в тот момент, когда можно бы надеяться на плодотворную работу». Надежда Константиновна прибавляла, что сама она еще могла бы уехать и поискать заработка, «а что будет делать Володя. Подумали ли об этом». Если газета не сможет больше платить, «остается думать о ликвидации здешних дел», – писала она, – «без этого гонорара не можем совершенно существовать хотя бы самое короткое время», в Кракове никакого заработка найти невозможно, а отъезд удалит их от редакции, которая между тем, по мнению Ленина и его ближних, сама с ведением газеты не справляется. Крупская требовала, чтобы Коба непременно приехал с депутатами («безусловно, абсолютно, категорически настаиваем на вашем приезде») «независимо даже от условий вашего здоровья» (то есть несмотря на высказанные, видимо, адресатам опасения провала) и привез с собой самые точные цифры, «что стоит бумага, набор, администрация, сотрудники, что дают объявления, розница, подписка и пр., и сделать решительные выводы» (см. док. 38, 39).

Судя по следующему письму Крупской от 14/27 декабря, попреки и понукания из Кракова Кобе надоели. «Дорогой друже. Получили сегодня сразу два ваших письма, одно сердитее другого. Корите в нервничании, но сами нервничаете не меньше. Оно вполне понятно, но к чему уж хватать через край и поклепы на нас всякие возводить», – отвечала ему Крупская (см. док. 40). Быть может, здесь можно уловить признак, что отношения Джугашвили с женой Ленина не заладились с самого начала. Заметим, что в воспоминаниях Крупской Сталин появляется только с рассказом о его приезде в Краков, тогда как она должна была видеть его и раньше, на Таммерфорсской конференции и на IV съезде РСДРП в Стокгольме.

Ленин в упомянутом выше письме от 1/14 декабря тоже напоминал о непременном желании видеть у себя всю думскую шестерку. Для поездки предлагалось воспользоваться думскими рождественскими каникулами. Хотя Ленин и хвалил результаты ноябрьского свидания с депутатами, на самом деле он был разочарован: ведь он хотел видеть всех шестерых, а приехали к нему лишь двое. 1/14 декабря он написал Васильеву, что, как он узнал, «правление кооператива будет распущено через неделю» (то есть через неделю у депутатов начнутся каникулы), стало быть, надо «обеспечить окончательно намеченное свидание всех (без изъятия)», позаботиться о заграничных паспортах. «Если отложить, то разъедутся и ничего не выйдет. Крайне важно одновременное участие всех, ибо иначе будут опять не решения, не организованность, а только обещания, только разговоры» (см. док. 32). В следующем письме он напомнил об этом еще раз.

Ленин задумал привлечь к совещанию с депутатами также Спицу («Тащим и Спицу») – В. И. Невского (настоящее имя Ф. И. Кривобоков, тогда он был приват-доцентом Харьковского университета, среди множества его кличек была также кличка Худокормов). Ленин написал ему 30 ноября/13 декабря («Здесь мы Вас ждем безусловно в указанный Вами срок» [594]). 4/17 декабря Ленин отправил Невскому еще одно письмо, на этот раз составленное с оглядкой на перлюстрацию. Он повторял просьбу «непременно быть здесь в обещанный срок», а также «передать моему другу г. Спице», которого адресат иногда встречает в университете, чтобы тот написал в Петербург «его приятелю, приезжавшему сюда, чтобы и тот непременно сам приехал сюда еще раз на р.х. (т. е. числа 12-го по-русски) и других коллег тащил бы. Наверное, очень полезно проведет время. Без совета со-питерцев, того и гляди, не поедет» (см. док. 36). Подобно тому как Ленин и Крупская в письмах Васильеву отдельно упоминали Василия как третье лицо, таким же образом здесь Ленин пишет о Невском и Спице как о разных лицах, прося его передать сказанное самому себе. По мнению составителей полного собрания сочинений Ленина, под петербургским приятелем подразумевался Коба, хотя логичнее предположить, что им мог быть Муранов, депутат от Харьковской губернии, уже побывавший осенью в Кракове, тогда «коллеги» – это думская группа. Ленин явно нервничал и опасался, что желательная для него поездка не состоится.

Тем временем с началом работы думской фракции возник еще один вопрос, вызвавший бурную реакцию у Ленина и сыгравший значительную роль в политической биографии Сталина. Социал-демократическая фракция выработала и приняла общую декларацию. В основном она основывалась на ленинских тезисах, но меньшевистские депутаты провели пункт с требованием для народов Российской империи национально-культурной автономии. На этом программном положении обычно настаивал Бунд, но также оно было популярно в закавказских организациях, и присутствие среди депутатов двоих грузин (Н. С. Чхеидзе и А. И. Чхенкели) склонило большинство думской фракции к принятию этого тезиса.