Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

В конце концов нет даже твердой уверенности, что Джугашвили в самом деле отправился за границу именно 29 октября, когда его потеряли петербургские филеры.

В том же письме Каменеву, где содержатся упреки в отсутствии писем с конгресса и потере времени Кобы, Ленин сообщил, что повидал двух новых думцев – Малиновского и Муранова, и они произвели «превосходное» впечатление [571]. Не послужил ли один из них, а вовсе не сам Джугашвили той «быстрой оказией», доставившей «Наказ»? Это кажется не очень вероятным. В довершение путаницы секретный сотрудник Петербургского охранного отделения Порозов (П. И. Игнатьев) донес 7 ноября, будто 1 ноября депутаты Малиновский и Бадаев вместе с Полетаевым отбыли в Париж в Центральный комитет и для личных переговоров с Лениным [572]. Впрочем, это сообщение было заведомо неточным: к Ленину с Малиновским явился не Бадаев, а Муранов, Ленин был не в Париже, а в Кракове. Наконец, Полетаев в поездке, вне всякого сомнения, не участвовал, как ясно из следующей цепочки обстоятельств.

В сюжете, касавшемся отношений Ленина с редакцией «Правды», в первую очередь в лице Н. Г. Полетаева, наблюдается не меньшая неурядица с датами. К моменту появления Джугашвили в Кракове эти отношения пережили кризис и вроде бы на время уладились. В упомянутом письме от 18/31 октября, которое извещало Василия и Константина о базельском конгрессе, Ленин усиленно просил встретиться с неким лицом, имя которого не удалось расшифровать перлюстраторам, и «приложить все усилия, чтобы помирить его с нами и побудить … Потеря его очень тяжела. Мы были вполне за его выставление. Обиделся он зря. Во чтобы то ни стало надо помирить его с нами. Человек он крайне ценный» [573]. По-видимому, речь шла о Н. Г. Полетаеве, фигурировавшем в конспиративной переписке под кличкой Крас или Красс. После темпераментного ленинского напора первой половины октября Полетаев перестал отвечать на его письма. Ленин, только что вынашивавший планы создания двух троек для контроля над газетой (которые Джугашвили 27–28 октября излагал в Москве Малиновскому), теперь, видимо, осознал, что перегнул палку, и испугался, что редакция вместе с газетой вообще уйдет из-под его влияния или же Полетаев бросит дела и все рухнет. Как явствует из дальнейшей переписки, «Правда» была Ленину важна не только как трибуна и рычаг политического воздействия, но и как источник гонораров, позволявших жить в Кракове. Поэтому, получив наконец от Полетаева письмо, Ленин 3/16 ноября сообщил об этом в том же письме, которым требовал приезда Василия: «Получили письмо от Крас[а], попросите его дать поскорее адрес для ответа. На письмо хотели ответить. Менее всего хотели бы ссориться с Крас[ом], заслуги которого вполне признаны» (см. док. 22). В собрании сочинений Ленина опубликовано его письмо Полетаеву, по содержанию вполне похожее на такой ответ. Это весьма любезное послание, начинающееся со слов: «Очень рад получить от вас редкую весточку» [574]. Проблема в том, что это письмо в собрании сочинений датировано 25 октября нового стиля (13 октября старого), что никак не согласуется с приведенным письмом от 3/16 ноября, в котором Ленин спешно запрашивает адрес Полетаева и выражает желание ему написать. Следом в собрании сочинений опубликованы другие письма Полетаеву, вполне логично ложащиеся вслед за письмом от 25 октября и упоминающие текущие актуальные события, как, например, письмо от 2 ноября (20 октября старого стиля) [575]. Если выстроенная нами последовательность обмена письмами верна, то нестыковку дат следует объяснять путаницей с переводом со старого на новый календарный стиль, возникшей при перлюстрации (так как тексты известны по перлюстрационным копиям) или при публикации.

Как бы то ни было, ко времени приезда Иосифа Джугашвили и Малиновского в Краков разговор об отношениях с редакцией «Правды» должен был пойти в иной тональности, а план создания троек отставлен.

По последующим письмам Ленина и Крупской к Васильеву и другим лицам можно примерно предполагать круг того, о чем они разговаривали и договаривались в Кракове: перспективы руководства думской фракцией, партийная печать, отношения с редакцией «Правды», партийные финансы. Ясен главный для И. Джугашвили итог этого свидания с Лениным: его позиции внутри ленинской группы ощутимо усилились, переписка следующего месяца свидетельствует, что Василий в самом деле стал, как писали потом его биографы, «ближайшим помощником Ленина». С тем важным уточнением, что в эмиграции рядом с вождем были другие, гораздо более близкие к нему люди, прежде всего жена Н. К. Крупская и Г. Зиновьев. Но среди тех, кому Ленин мог давать поручения в России, Коба выдвинулся на первый план, тем более что выбор был невелик. Начиная с конца ноября и вплоть до следующего его приезда в Краков в конце декабря Ленин и Крупская писали ему небывало часто: каждый день, через день, через 3–4 дня. Не раз в письмах как к нему, так и к депутатам-большевикам они повторяли просьбу «беречь Василия». «Васю надо беречь сугубо; не пускайте его на общие собрания; не выпускайте его вообще. Он необходим зимой и к весне для другой работы»; «Васильева как можно скорее гоните вон, ибо иначе не спасешь, а он нужен и самое главное уже сделал» (см. док. 27, 32).

Коба отправился обратно в Петербург за несколько дней до 23 ноября/6 декабря, поскольку этим числом датировано адресованное Васильеву первое из писем Ленина и Крупской [576](см. док. 26). В конце его имеется приписка: «Верните документ – жить по нему неудобно. Владелец может быть в Питере», откуда следует, что краковские обитатели снабдили нелегала Джугашвили в дорогу чьим-то паспортом.

В тот же день 23 ноября секретный сотрудник в Москве донес, что «на прошлой неделе» в Москву из Петербурга приезжал неизвестный «цекист-грузин и видался с Филия» (см. док. 25). В охранном отделении резонно предположили, что приезжим мог быть Коба. 23 ноября в том году пришлось на пятницу, таким образом, «прошлая неделя» была с 11 по 17 ноября. Если Джугашвили прибыл в Москву из северной столицы, то так рано там он не мог очутиться, разве что выехал из Кракова сразу же после того, как 12/25 ноября известил петербургских товарищей о своем прибытии (в таком случае обретает смысл ленинский упрек Каменеву, что он заставил Кобу терять время). Но если Джугашвили отправился из Кракова южным маршрутом, то есть перейдя австрийскую границу, и побывал в Москве проездом и если это относилось к концу указанной агентом «прошлой недели», а то и к началу текущей, то есть примерно 17–20 ноября, тогда это хорошо согласуется с датами писем.

В письме от 23 ноября/6 декабря Ленин давал адресату рекомендации «насчет 9-го января», чтобы была заблаговременно выпущена листовка с призывами к митингам, демонстрациям или даже стачке. Большевистская верхушка готовилась к годовщине 9 января 1905 г. и полагала, что новая волна рабочего недовольства идет по возрастающей и получится организовать сколько-либо значительные выступления. При этом актуальной повестки у них не было, приходилось надеяться на мемориальную. Листовку «Ко всем рабочим и работницам России! 9 января» Джугашвили написал, и она была выпущена отдельным листком [577]. Конечно, легальная «Правда» позволить себе публикацию такого воззвания не могла. Но, похоже, дело было не только в этом.