Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Партийная кличка Малиновского была Константин, Костя, а как агент он фигурировал в донесениях Московского охранного отделения под кличкой Портной [557]. Он был на связи непосредственно с начальником Московского охранного отделения подполковником Мартыновым, лично курировавшим ценнейшего агента. О приезде Кобы Портной сообщил 27 октября (см. док. 8), а донесение о его отъезде датировано 31 октября (см. док. 12), хотя на самом деле уехал Джугашвили раньше. 29 октября подполковник Мартынов телеграфировал о его отъезде в Петербург, где в тот же день его встретили агенты наружного наблюдения (см. док. 13, 16). 11 ноября в донесении директору Департамента полиции Белецкому Мартынов уточнил, что Джугашвили пробыл в Москве всего одни сутки (см. док. 11). Он успел встретиться и подробно переговорить с Р. В. Малиновским, В. Г. Шумкиным (Петр Петрович), побывать на легальном рабочем собрании (см. док. 8-11). Портной с его слов 27 октября сообщил Мартынову множество партийных новостей [558]. Эти сведения Портного практически дословно, но с прибавлением нескольких подробностей вошли в донесение Мартынова Белецкому от 11 ноября.

Портной изложил подполковнику Мартынову, что Петр Петрович едет из-за границы через Харьков (то есть, надо полагать, от Ленина из Кракова), что почти весь избранный на Пражской конференции в начале года состав ЦК арестован, взамен кооптированы двое, имена которых Коба Малиновскому не назвал, что в Петербурге было сформировано Северное областное бюро, среди членов которого некий Калинин (полиция не знала, который из двух: Михаил Иванович Калинин или его однофамилец), но бюро «создано фиктивным путем и без соответствующих связей на местах, просуществовало недолго», что во всей России фактически нет ни одной нормальной партийной организации, что предполагается тайная поездка вновь избранных думских депутатов к Ленину, для этого сам Коба, Малиновский, Шумкин и еще двое партийцев отправятся объезжать разные губернии, приглашать депутатов и организовывать их поездку.

Джугашвили также поведал о недовольстве ленинского центра редакцией «Правды». По мнению Ленина, газета «не отвечала своему назначению: не помещала серьезных статей по принципиальным вопросам, уклонилась в сторону обычной газетной полемики с представителями ликвидаторов и сильно запустила хозяйственную сторону предприятия». Для исправления дела Ленин замыслил создать две глубоко законспирированные и ответственные перед ЦК «тройки»: одну для редактирования газеты с правом вето, другую для ведения денежных дел, причем в обе будет входить также представитель ЦК. Представителем этим, очевидно, должен был стать Джугашвили, а весь ленинский план был весьма похож на внутрипартийный переворот. Помимо этого, предлагалось общий надзор за газетой доверить снова одному из депутатов Думы, а именно Малиновскому. Н. Г. Полетаев также был депутатом, но предыдущего созыва, так что некий формальный предлог для его отстранения имелся.

Наконец, обсуждался план создания в разных местах Российской империи пяти подпольных типографий, подчиненных ЦК, независимых от местных организаций и обслуживающихся небольшими, тщательно законспирированными группами. План, надо отметить, копировал опыт бакинской типографии «Нина», к тому же за постановку типографий брался некий грузин. Кто это был, точно не известно, но зимой 1912/13 г. в Петербурге находился Авель Енукидзе (см. док. 70), прежде как раз специализировавшийся на постановке нелегальных типографий.

Интригует сообщение Портного, что Коба, бежав из Нарыма, успел побывать за границей у Ленина. По словам агента, Коба «съездил заграницу и возвратившись в С. Петербург в течение полутора месяцев работал при редакции газеты „Правда" по вопросам текущей избирательной кампании» (см. док. 8), а решение об устройстве пяти типографий было принято «на происходившем за границей заседании членов ЦК („Ленин", „Зиновьев" и „Коба")» (см. док.11). В донесении подполковника Мартынова события поменялись местами, после побега из Нарыма Джугашвили «побывал за границей у „Ленина" и теперь возвращается в г. С.-Петербург, где он успел до поездки за границу проработать при редакции газеты «Правда» около полутора месяцев» (см. док. 11). Нигде в сталинских биографиях поездка к Ленину в сентябре или октябре 1912 г. не фигурирует. Со времени его побега из Нарыма прошло всего около полутора месяцев, тогда как, по словам Портного, получается, что он полтора месяца работал в столице и, сверх того, ездил за границу. В то же время Портной-Малиновский пересказывал слова самого Кобы, а тому не с руки было сочинять в разговоре несуществующий визит к Ленину. Такая ложь могла быть слишком легко разоблачена, ведь в Москве находился только что прибывший из-за границы Шумкин, а сам Малиновский должен был вскоре туда отправиться как вновь избранный депутат, да еще в компании Василия-Джугашвили.

Как правило, поступавшая от Малиновского информация была достаточно точной. Можно ли предполагать, что И. Джугашвили действительно встречался с Лениным, хотя это почему-то не нашло отражения в его официальном жизнеописании? Даты публикации его статей, участия в собраниях надежно подтверждают, что начиная с 4 октября он находился в Петербурге. А вот его присутствия там в промежутке между 12 сентября и 4 октября не заметно [559]. Быть может, он в это время как раз и ездил в Краков? В таком случае было бы логично предположить, что он непосредственно от Ленина получил задание заняться прежде всего выборной кампанией в столице, руководить делегатами, а в перспективе приступить к созданию нескольких типографий и явился в Петербург не только в качестве избранного более полугода назад и оказавшегося теперь на свободе члена Русского бюро ЦК, но с обновленными полномочиями от заграничного центра. В таком виде последовательность событий выглядит логично, и становится понятно, отчего Василий пользовался таким авторитетом в столице, где (в отличие от Закавказья) не имел собственного партийного прошлого и укорененных связей. Однако остается неясным и смущает полное умолчание о предположительном свидании с Лениным в сентябре 1912 г. официальных биографов как Сталина, так и Ленина.

29 октября в 1 час 40 минут дня Иосиф Джугашвили сошел с поезда на Московском вокзале в Петербурге и сразу же «был встречен филерами» Петербургского охранного отделения. Раньше не получалось его выследить, теперь помогла наводка из Москвы. Лишний раз заметим, что для охранки он был Иосифом Джугашвили, личность его была совершенно ясна. Он зашел на квартиру к Сергею Кавтарадзе, провел там часа четыре, вместе с ним пообедал в ресторане, затем на извозчике поехал на Финляндский вокзал, где сумел ускользнуть от наблюдения (см. док. 15, 16). С. Кавтарадзе оставил мемуарный рассказ об этом эпизоде (см. док. 14). В его описании детали превосходно совпадают с отчетом наружного наблюдения: Джугашвили зашел в его квартиру на Пушкинской улице, уже зная о наличии слежки, идущей от Москвы, откуда он только что прибыл, прилег отдохнуть, часов в шесть они оба вышли, покружили по улицам, поели в ресторане Федорова на Екатерининской улице, еще походили, затем Джугашвили сел на извозчика и отправился к Финляндскому вокзалу. Однако Кавтарадзе вспоминал о снежном и морозном зимнем дне, более того, по его словам, Коба обманул филеров, сумев на ходу выпасть из саней в сугроб. Направлялся он, по словам Кавтарадзе, на конспиративную квартиру на Выборгской стороне, у некоего рабочего-финна [560]. Описание зимней погоды в рассказе Кавтарадзе совсем не вяжется с датой 29 октября. К тому же в начале он упоминает, что появление Кобы было неожиданным, так как он находился в ссылке. Это заставляет думать, что в памяти Кавтарадзе слились два эпизода: вероятно, в марте 1912 г. Джугашвили зашел к нему, и дело было действительно после побега [561], в это время в Петербурге лежал снег.