Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Неудивительно, что абсурдные соображения насчет неработающих лошадей губернатора не убедили. Переговоры провалились. Следующей ночью Сосо собрал сходку на кладбище, призывал продолжать борьбу с угнетателями (см. док. 30). Именно там отличился блистательной некомпетентностью осведомитель жандармского управления: темнота помешала ему рассмотреть собравшихся, а незнание грузинского языка – выяснить, о чем шла речь (см. док. 31).

Джугашвили взял курс на организацию крупной уличной демонстрации. Какое значение он придавал акции такого рода, мы узнаем из его статьи, опубликованной за несколько месяцев до описываемых событий, в ноябре-декабре 1901 г. в №2-3 нелегальной газеты «Брдзола»: «Уличная демонстрация интересна тем, что она быстро вовлекает в движение большую массу населения, сразу знакомит ее с нашими требованиями и создает ту благоприятную широкую почву, на которой мы смело можем сеять семена социалистических идей и политической свободы». Начало вполне в русле обыкновенной революционной риторики, провозглашающей стремление к гражданским свободам, но вот далее следует весьма любопытное пояснение эффективности демонстрации: «Нагайка уже не может разобрать, где кончается простой „любопытствующий“ и где начинается „бунтовщик“. Теперь нагайка, соблюдая „полное демократическое равенство", не различая пола, возраста и даже сословия, разгуливает по спинам и тех и других. Этим нагайка оказывает нам большую услугу, ускоряя революционизирование „любопытствующего“». Угроза же властей, что они не остановятся ни перед какими мерами для водворения порядка, «пахнет пулями и, возможно, даже снарядами, но мы думаем, что пуля – средство не менее возбуждающее недовольство, чем нагайка» [314]. Итак, для приумножения сторонников революции нужно спровоцировать их столкновение с властями, подставить их под нагайки и даже под пули. Вряд ли таким ходом мысли Сосо Джугашвили чем-то выделялся среди своих сотоварищей, не зря его статья была опубликована в «Брдзоле» без подписи, как выражающая общее мнение социал-демократов. Неизвестно, попала ли эта газета к передовым батумским рабочим, а если да, то знали ли они, что автором статьи является их «учитель». Но она отражала общий настрой и логику борьбы и вряд ли могла их смутить. Именно в соответствии с этой логикой Джугашвили и убедил их выйти на улицу.

В ночь на 8 марта полиция арестовала около 30 зачинщиков беспорядков. Их ожидала высылка на родину – по мнению самих местных властей, мера совершенно бессмысленная, ибо это были жители близлежащих селений, которым ничто не мешало тут же обратно. Никакого механизма реального ограничения их свободы передвижения и возможности снова наняться на один из батумских заводов не существовало. То есть, в сущности, репрессивные меры оборачивались мнимостью.

В полдень 8 марта к полицейскому управлению явилась толпа в 300-400 рабочих из числа забастовщиков и потребовала освободить арестованных или арестовать их всех тоже. Надо отдать должное Джугашвили, который это спланировал: власти оказались в затруднении. И пошли на поводу у забастовщиков. Прибывшая рота стрелкового батальона не стала разгонять толпу, но разъединила ее на несколько частей (не без эксцессов) и через три часа переговоров – рабочие требовали, чтобы с ними были отправлены и 32 арестованных накануне, – отвела ее в казармы пересыльного пункта, причем требование забастовщиков было выполнено и 32 арестанта были приведены из тюрьмы и присоединились к ним (см. док.33). Очевидно, полицейские власти стремились избежать применения силы; столь же очевидно, что содержать и контролировать такую массу арестантов было невозможно, и пересыльный пункт вряд ли был для этого пригоден. А Джугашвили тем же вечером сделал следующий шаг, созвав совещание представителей крупнейших заводов и социал-демократических кружков и предложив теперь уже всем батумским рабочим выйти назавтра на улицу и требовать освобождения всех арестованных. Голоса тех рабочих, кто предупреждал об опасности кровопролития, услышаны не были (см. док. 36, 37).

9 марта в половине десятого утра воодушевленная вчерашним успехом толпа забастовщиков численностью до 1200 человек «с песнями, шумом, криками и с пляскою лезгинки двинулись из нефтяного городка по улицам гор. Батума к казарме пересыльного пункта» (см. док. 40). У пересыльного пункта уже собралось полицейское начальство, помощник военного губернатора полковник Дрягин, полиция и полурота войск, охранявших арестантов. Толпа потребовала немедленного освобождения всех арестованных накануне. Полковник Дрягин в течение часа уговаривал толпу разойтись, а не добившись результата, вызвал войска. Позднее во всех социал-демократических листовках утверждалось, что войска безжалостно расстреляли безоружных рабочих, которые всего лишь осмелились попросить об улучшении своего положения. Судя по совокупности документов, это была неправда. Толпа вела себя агрессивно, была вооружена камнями и палками, более того, имелись и револьверы. Немирный характер толпы описан в официальных донесениях. Даже если допустить, что полицейское начальство искало оправдания применению силы и преувеличило агрессивность забастовщиков, то же самое следует из воспоминаний самих рабочих. В их описаниях происшествий 9 марта чувствуется некоторая противоречивость интенций. С одной стороны, им хотелось описать «борьбу», поэтому находим свидетельства о выломанных воротах, «толпа угрожающе двинулась к воротам тюрьмы» (см. док. 38, 39), «многие рабочие стали бросать в офицера и солдат камни, решительно требуя освобождения арестованных» [315]. С другой стороны, надо было придерживаться версии о безоружных рабочих, поэтому тексты мемуаристов эмоциональны, но предельно неконкретны. Но на их фоне полицейские донесения выглядят убедительно.

При появлении вызванной Дрягиным роты стрелкового батальона рабочие, разобрав ближайший забор и вооружившись палками и булыжником, атаковали подступавшую роту. Одновременно арестанты из пересыльного пункта принялись бросать камни, под шумок перелезать через забор и разбегаться. Полиция и солдаты оказались в окружении бушевавшей толпы, ведшей себя, по словам начальника Кутаисского ГЖУ, «с непонятною яростью». Не помогли и предупредительные выстрелы. А вот после первого же залпа, когда появились убитые и раненые, «толпа мгновенно отрезвилась» и разбежалась (см. док. 40). Впрочем, забастовщики ушли недалеко, попрятались в окрестных улицах и дворах, и власти еще некоторое время были настороже. Их тревожило, что забастовщики могут в отместку поджечь нефтяной завод Ротшильда. В город вызвали казаков, к вечеру остатки толпы разошлись по домам.