Хосе Мартинес - Мой генерал Торрихос

Он не смог реализовать эту свою идею общенародной власти, также как и сам, в противоположность ошибочному мнению многих, никогда не обладал властью в полной мере.

У него была власть, но далеко не для всего. Однажды на деньги, которые он дал мне лично, я заказал нарисовать фреску на фасаде старой Таможни, что находится на Авениде «Б». Фреска получилась большой и красивой, с отображением на ней борьбы сандинистов. Автором фрески был мой знакомый художник по прозвищу «Канцер», симпатизирующий арабам. В результате один из сандинистов у него получился похожим на палестинского партизана. Фреска была немедленно кем-то уничтожена.

Когда я пожаловался на это генералу, он с улыбкой, выражавшей одновременно и его беспомощность, и притворное удивление моей наивностью, ответил мне: «А ты разве не знал, что враг могуч?»

Вначале я растерялся, никак не ожидая такого ответа. Потом меня охватило сочувствие к так называемому «диктатору», подчиняющемуся власти тех, которые жалуются на то, что он отобрал у них её. Это было ясное подтверждение классической формулы: «те, кто обладают экономической властью, обладают и властью политической». А наши олигархи этой власти никогда не теряли.

Мы упрямо продолжили украшать фресками стены зданий города. Появились фрески на зданиях Национального института на Авениде Мучеников, в аэропорту. На военной базе Рио Ато фреска изображала голого американского орла, растерявшего все свои перья и так похожего на ощипанную курицу.

Но другие упрямцы уничтожали их. И вместо них рисовали свои. Но как они отличались от наших! Своими посылами, элегантностью, вкусом… Хотя бы из-за своей элегантности «левые» фрески были лучшими. Не говоря об их моральных и научных сторонах. Так что враг демонстрировал и здесь свои худшие качества.

В конце концов мы победили, хотя и не везде. После победы сандинистов в Никарагуа туда поехали многие наши художники и изрисовали фресками их города. Особенно хороша фреска на стенах кафе в аэропорту Манагуа, которая до сих пор украшает его.

Ну что ж, стирайте наши фрески! Генерал Торрихос потерпел в Панаме поражение. Но он победил в Никарагуа.

По крайней мере половину нашего «Я» в жизни мы отдаём другим. Особенно это очевидно для публичных персон, которые живут и работают для других. Омар Торрихос среди них был одним из тех, у которого для себя лично оставалось очень мало времени. Его жизнь всегда была открытой для других, и любой мог войти в неё, как в распахнутую дверь, и расположиться в ней как в собственном доме.

В этой его жизни и доме свободно жила некая «бабуля», пожилая женщина, которая была там домохозяйкой и почти управлявшей самим Омаром. Она же была единственной в доме, кем он мог хоть немного, но покомандовать. У этой женщины был сын, который сидел в тюрьме на острове Койба, и когда-то она попросила «диктатора», чтобы он посадил в эту тюрьму и её, лишь бы жить рядом с сыном. Генерал, тронутый таким материнским чувством, добился перевода сына из островной тюрьмы в близкую от его дома в Фаральоне тюрьму Мачо и Монте, а его мать нанял к себе в качестве кухарки. Так она получила возможность видеть сына почти ежедневно.

А заодно ещё и дезориентировать гринго. Потому как однажды он узнал, что к тому, что те занимались прослушкой его телефона, они наняли ещё и аналитика, которому поручили узнавать, о чём «бабуля» говорит со своими фаральонскими подружками-соседками. Разумеется в надежде уловить ключевые новости. Но «бабуля» обсуждала с ними преимущественно ход текущих на экране ТВ сериалов. И я был свидетелем того, как однажды генерал, иронично изображая свою обиду, рассказывал об этом тогда послу США в Панаме Биллу Джордану.

Иногда я ставлю себя на место врагов и должен сдерживаться, чтобы не обрадовать их. Право же, смешно воевать, используя при этом всю мощь современной электроники, чтобы слушать потом впечатления безобидных старушек об очередном венесуэльском телесериале. И так проигрывать эту войну.

Весьма похожим образом генерал нанял другого из своего круга наиболее доверенных и близких лиц – ординарца сержанта Омара, который после моего «назначения» во дворце Папы Римского, над чем он долго потешался, присвоил себе звание «Министра Гардероба».

Помню наш прилёт в аэропорт Тель-Авива. Перед трапом самолёта постелили, как полагается для встреч глав государств, красную ковровую дорожку. Вдоль дорожки выстроился для приветствия генералу весь дипкорпус. На дорожку вышел он, потом я, и иду сбоку от него. Вдруг вижу, что Омар в какой-то одежде красного цвета пристроился сзади генерала и идёт, пожимая руки дипломатам и беспрерывно жуя свою жвачку.

Когда потом я ругал его за это, он оправдывался, объяснял, что после того, как генерал подал руку первому дипломату и прошёл дальше, тот протянул руку ему, сержанту, и ему ничего не оставалось делать, как пожать ему руку тоже, ну и так далее, так далее по всей цепочке дипломатов. Пришлось сказать агентам безопасности Израиля, что этот сержант – сын генерала. Чтобы нам, беднякам, не показаться смешными в доме богачей.

Вот такими людьми окружил себя генерал Торрихос. В числе этих людей был и я из-за моего мировоззрения и иерархии, которой я придерживаюсь.

У него же не было секретов от людей из самых низов пролетарского и крестьянского классов, в проблемы которых он был погружён. Потому он был всегда сторонником оппозиции к статус кво существующей системы. И сам был в этой оппозиции, в настоящей оппозиции, и только в оппозиции, а не во власти.

В связи с этим, думаю, не лишним будет отметить, что, так как я работал всегда рядом с ним, с тем, кто, как считалось, и был властью, несмотря на все мои звания, опыт и годы, не мог, не смог и долго ещё не смогу вернуться на факультет философии университета, где я начинал свою преподавательскую деятельность.

Профессора, христианские демократы, считающие себя оппозиционерами, исправно получают свои чеки и привилегии, живут в домах и на уровне, для меня недосягаемом, и чтобы где-то рядом с ними был человек, кто работает рядом с властью, с самим генералом Торрихосом…

Что же это за оппозиция власти, получающая свои чеки от той же власти? Фикция. Так пусть идут молиться своему богу, которого они наверняка смогут обмануть, потому что Он с ними заодно. Но только больше ни к кому.

Но есть другие, которые составляют суть, ядро опоры для вождя, каким был Омар Торрихос. Это народные массы, la chusma, las turbas, как их называют в Никарагуа, этo, как он сам их называл, «индейцы, крестьяне, бедный люд, анемичный, погасший».

Несмотря на то что он так и не смог получить власть в свои руки, имея в виду получить её нормальным электоральным путём, генерал Торрихос всегда отдавал себе отчёт в том, что всё, что он сможет, и лучшую часть своего «Я» он должен отдать народу, народу, частью которого он был сам. И чем больше он отдавал народу, тем больше он оставался в долгу перед ним.