Софи Боди–Жандро - История частной жизни Том 5 [От I Мировой войны до конца XX века]

Это можно увидеть на примере представителей свободных профессий. Что касается нотариусов, судебных исполнителей, адвокатов и в особенности врачей, они крайне ревностно относятся к сохранению своего либерального статуса и независимости. Однако даже в этой среде юридический статус иногда меняется. Сначала врачи стали декларировать своих жен как секретарей, получающих зарплату: супруга, как и раньше, отвечала на телефонные звонки и открывала дверь пациентам, но теперь она получала за это зарплату и имела страховку. Стали появляться так называемые полные товарищества [15] Участники полного товарищества, заключив договор, занимаются предпринимательством от имени товарищества и отвечают по его обязательствам своим имуществом. В настоящее время устаревшая форма предприятия. . Все это не отменяет взаимопроникновения частной и публичной жизни. Но вот что важно: врачи больше не живут рядом со своим кабинетом, а юристы — поблизости от контор. Отныне невозможно воспользоваться их услугами в нерабочие часы, вызвать семейного врача ночью… Звонить по телефону бесполезно: доктора не будет на месте. Он теперь оберегает свою частную жизнь и не допускает в нее пациентов.

Таким образом, мы видим, как во французском обществе устанавливается четкое разделение частной жизни и профессиональной деятельности. Эта новая норма так сильна, что действует даже для тех видов деятельности, в которых отношения с клиентурой не угрожают частной жизни. Здесь необходимо отметить и тенденцию к разделению трудовой и частной жизни в крестьянской среде. Это движение возникло в XIX веке, когда между общей комнатой и хлевом была возведена стена, но оно не развилось повсеместно: в лучшем случае можно говорить о фермах в провинциях Нормандия и Бос, где жилой дом помещался на одной стороне двора, а хлев, амбар и другие хозяйственные постройки — на другой. Содержание домашней птицы и скота требовало наличия поблизости обслуживающего персонала и кормов. Теперь в этом нет необходимости. В богатых регионах сельскохозяйственные произвбдители, которые прекратили заниматься скотоводством и перестали зависеть от своего стада, строят себе современные дома на приличном расстоянии от амбаров и складов, где хранятся их инвентарь и урожай. Например, в Босе Эфраим Гренаду в 1965 году переселился в дом, построенный, по его словам, чтобы жить там, когда он отойдет от дел [16] Grenadou É., Prévost A. Grenadou, paysan français. Paris: Éd. du Seuil, 1966. .

Это теперь делается не для того, чтобы сохранить приватность, — ей ничто не угрожает ни на ферме, ни на вилле, — а для того, чтобы раз и навсегда разделить работу и частную жизнь, которые отныне противопоставляются. Между этими двумя мирами, которые в начале века смешивались, появилась четкая граница.

Аналогичная эволюция идет и в местах работы, которые перестают выполнять любую иную функцию, кроме основной.

Первые заводы с нечеткими границами

В XIX и вплоть до начала XX века заводы не имели четкой организации. Цеха устраивались там, где для них было место, а не исходя из соображений логистики. Наиболее известен пример заводов Renault [17] Fridenson P. Histoire des usines Renault. Paris: Éd. du Seuil, 1972. Ha c. 332 тома 1 приводятся планы заводов 1898, 1914, 1919 и 1926 годов. : производственные корпуса в Бийанкуре были расположены в полнейшем беспорядке и занимали около сорока различных зданий, часто на приличном расстоянии друг от друга; жилые дома были переделаны в производственные помещения, и случалось поднимать и спускать тяжелые объемные детали по узким, а иногда и винтовым лестницам. Таким образом, транспортировка грузов на предприятии была трудоемким делом; если речь не шла о чем–то очень тяжелом, прибегали к использованию детского труда. В производственных помещениях шло бесконечное беспорядочное движение. Порой трудно было понять, где завод начинается, а где заканчивается: чтобы попасть из одного цеха в другой, надо было пересечь улицу или двор, в который выходили окна жилых домов. Также было нельзя быть уверенным в том, что рабочий находится на своем рабочем месте — столько у него было поводов для хождений по предприятию. В результате непродуманной организации рабочего пространства место работы и жилье были плохо отделены друг от друга.

Иногда все было еще сильнее запутано. В нотариальных документах, оформленных около 1880 года, перечисляется имущество металлургических заводов в Лонгви. Наряду с доменными печами и цехами значатся дом руководства, общая спальня рабочих, сарай с сеновалом, барак с двенадцатью жилыми помещениями, пекарня, столовая [18] Noiriel G. Longwy, immigres et proletaires, 1880–1980. Paris: PUF, 1984 P. 42. В Крезо специализация огромного заводского пространства началась в середине XIX века. См.: Huet В. Le Creusot, naissance et dévelloppement dʼune ville industrielle, 1782–1914. Seyssel: Éd. du Champ Vallon, 1981. и т. д. Владельцы заводов скупили окрестные земли, выставленные на продажу, и их земельная собственность простирается с перерывами на много километров от доменных печей. Поблизости от дорог, в частности железных, могут находиться сельскохозяйственные владения или дома, принадлежащие владельцам. Заводы в собственном смысле слова никак не были огорожены, и зимними ночами туда приходили бродяги, чтобы поспать в теплых шлаковых отвалах; в 1897 году руководство заводов в Нёв–Мезоне, не в силах прогнать их, обратилось к полиции с просьбой защитить от подобных вторжений заводы и железную дорогу, связывавшую их с шахтой. Заводская ограда была построена с большим опозданием, что явилось следствием крупномасштабных забастовок; она ограничивала и власть, не нуждавшуюся в границах, пока она не оспаривалась. В Ле–Крёзо после забастовок 1899 года вокруг заводов возводят новые или восстанавливают разрушенные стены. В Лотарингии после волнений 1905 года, в частности в Понт–а–Муссоне, «возводят стены, чтобы как следует защитить завод». В 1909 году все крупные предприятия имели современные средства защиты на случай забастовок [19] Noiriel G. Op. cit. P. 91. Материалы доклада Государственного совета, сделанного по результатам опроса, проведенного Комитетом металлургических заводов. Обследование северных районов. . Однако не только рабочим приходилось форсировать эти ограждения. Жорж Ламиран еще в 1920–х годах писал о женщинах с детьми, которые приносили мужьям еду на работу [20] Lamirand G. Le role social de lʼingénieur. Scènes de la vie d’usine. Paris: Éd. de la Revue des jeunes, s. d. (1937). P. 164–166. . Такое неоднозначное использование предназначенных для производства помещений было результатом не только их постепенной, зависящей от окружающих обстоятельств организации. Оно завязано на общем представлении о том, что мужчина и женщина определяются через их труд. Мысль о том, что, помимо работы, есть и другие виды человеческой деятельности, не менее правомерные и к тому же благодатные и характеризующие индивида положительно, появилась весьма недавно. В начале же века лишь праздная публика — буржуа и рантье — имели право на полноценную частную жизнь. Народ определялся в первую очередь через работу, частная жизнь трудящихся всецело подчинялась производственной необходимости. Даже право на отдельное, автономное жилье было лишь у буржуазии; рабочие же могли жить прямо на предприятии, там же есть и спать. Такой порядок сложился, например, в Лионском регионе: персонал некоторых текстильных предприятий состоял из одних молодых крестьянок, которых селили в закрытых учреждениях, где за ними присматривали монахини [21] Lequin Y. Les Ouvriers de la région lyonnaise. Lyon: PUL, 1977. T. 2. P. 115–116. Подчеркивается важность «заводов–интернатов», существовавших в этом регионе в конце XIX века. . Как и в подобных учреждениях Каталонии, вся их жизнь протекала в этом заводе–монастыре.