Юлия Кантор - Прибалтика. 1939–1945 гг. Война и память

«Историческая политика» стала одним из рычагов манипулирования массовым сознанием, ядром предвыборных кампаний и конструирования «нового идентитета» народов балтийских государств. История Второй мировой войны, ее образы, существующие в массовом сознании, явились фактором, который активно воздействует на сегодняшнюю общественную жизнь в станах Балтии, на их внутреннюю и внешнюю политику. Почти в каждом из многочисленных и противоречивых образов прошлого, порождённых национальной памятью о войне, можно увидеть стремление так или иначе оправдать собственный народ (а порой – и представить его исключительно жертвой) или вынести «на первый план» такой фрагмент исторической реальности, который в более выгодном свете показывает соотечественников, оставив «за кадром» позорные страницы. Различие исторических оценок – это реальность, которую бессмысленно затушёвывать.

Увы, сюжеты Второй мировой на территории Прибалтики, безусловно относящиеся к «сложным вопросами истории», до сих пор не отрефлексированы, не «выговорены» и оттого во многом полны фобий и мифов. Самый простой из них – отторжение как фактологии, так и историографии советского периода, и априорное отрицание любых нейтральных (не говоря уже о позитивных) его моментов. Кстати, методологически его конструирование носит классический советский характер: в массовое сознание привносится хорошо отретушированная, «идеологически правильная» версия событий. Характерно, что преуспевают в создании такого рода идеологических конструктов те политики, которые получили образование и сделали партийно-государственную карьеру именно в советское время. Важно упомянуть: некоторые из них занимают или занимали в первые годы независимости посты президентов или премьер-министров балтийских государств. Наиболее сложный – позиционирование балтийских государств и их «титульных» народов исключительно как жертв и героев, отторгающее некомфортные фрагменты военного прошлого и перелицовывающее факты в соответствии с актуальным политическим заказом. Здесь на передовой фронта борьбы за память находятся балтийские лидеры «новой волны», чьи предки покинули Литву, Латвию и Эстонию в 1940 или в 1944 гг., а сами они приехали на историческую родину уже в 90-е гг., снабженные новейшим инструментарием исторической политики.

Нетрудно заметить, что в Балтии ныне весьма популярен такой подход к истории, который позволяет представить «свои» страдания исключительно как результат «чужой» злой воли. Диктатура и террор позиционируются в первую очередь как направленные против собственно нации, а их проводники в жизнь – как «чужеземцы» или их ставленники. То обстоятельство, что советизация в этих странах опиралась не только на штыки Красной армии и монолит московских партработников, но и на внутренние ресурсы, постепенно исчезает из национальной памяти. Это органически связано с поисками «врага» вовне, с отчуждением ответственности, с персонификацией образа «палача» в соседе. Такой прием с спешно эксплуатирует естественную потребность людей снять с себя слишком неподъёмный груз гражданской ответственности за прошлое, отторгнуть некомфортный сюжет прошлого. Но снятие с себя всякой ответственности и возложение её на соседа – не лучшая основа не только для диалога, но и для собственного национального возрождения.

В историческом знании всегда существуют лакуны, это нормально. История не может быть написана «раз и навсегда»: иначе она превращается в идеологию. А модные нынче заявления о том, что «не надо переписывать историю», имеют отчетливый политический подтекст: под «переписыванием» видится вскрытие «неудобных» фактов и документов. Историю невозможно переписать. Ее можно дописать, выявив новые документы и свидетельства происходившего, или исказить, умалчивая «неудобное», не «укладывающееся» в политический дискурс.

И в этом отношении важны совместные проекты российских и балтийских историков, в том числе по Второй мировой войне: они дают возможность открыто и деполитизировано сопоставить точки зрения, проанализировать документы. Что вовсе не обязательно означает нахождение общей точки зрения, но открывает перспективу избавиться от политизированного контекста и, возможно, – от неизжитых ментальных стереотипов. А это уже немало. Ведь спорят, как правило, не с документами, а с трактовками, и было бы наивным рассчитывать на тождество мнений. Но есть исторические материалы и события, которые исключают двоякое толкование. Для профессиональных историков, вне зависимости от страны, где они работают, события 8 (9) мая 1945 г. – Победа над нацизмом – являются абсолютно однозначными и неоспоримыми.

Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ).

Ф. 17. Оп. 121. Д. 42, 60;

Оп. 122. Д. 14, 16;

Оп. 125. Д. 6, 7;

Ф. 82. Оп. 2. Д. 338.

Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ).

Ф. 012 (Секретариат Деканозова). Оп. 2. П. 21. Д. 215;

Ф. 0129. Оп. 24. П.138 а. Д. 2;

Ф. 06 (Секретариат Молотова). Оп. 2. П. 14. Д. 155; П. 15. Д. 156;

П. 17. Д. 177, 188, 189; П. 21. Д. 246; П. 27. Д. 352;

Ф. 06 (Секретариат Молотова). Оп. 4. П. 10. Д. 1,2, 3; П. 11. Д.4, 5;

Ф. 07 (Секретариат Вышинского). Оп. 1. П. 2. Д. 39, 47;

Ф. 082. Оп. 24. П. 115. Д. 81.

Российский государственный архив Военно-Морского Флота (РГА ВМФ).

Ф-Р-1678. Оп. 1. Д. 177;

Ф-Р-1877. Оп. 1. Д. 171, 172, 421, 423;

Ф-Р-1887. Оп. 4. Д. 3, 12;

Ф-Р-92. Оп. 2. Д. 711, 714, 776;

Ф-Р-92. Оп. 7. Д. 358, 384;

Ф-Р-961. Оп. 1. Д. 346, 376.

Центральный архив Федеральной службы безопасности России (ЦА ФСБ России).

АСД № Н-18313. Т. 1–20; Ф. 100. Оп. 11. Д. 13.

Eesti Riigsarhiivi (ERA) – Эстонский государственный архив.

F. 4996. N. 1. S.93,209,211,215,216, 217.

Eesti Riigsarhiivi Filiaal (ERAF) – Эстонский государственный архив – филиал.

F. 1. N. 1. T. 49, 53, 54, 55.

Latvijas Valsts Vestures arhivs (LVVA) – Латвийский государственный исторический архив.

P-69. F. 1а. Apr. 1,2, 3, 5, 16, 17, 21,23.l;

P-69. F. 5. Apr. 10.1;

P-69. F. 6. Apr. 19.1;

P-70. F. 3. Apr. 23, 85, 114.1;

P-70. F. 5. Apr. 22, 48.l;

P-82. F. 1. Apr. 12.1;

P-701. F. 1. Apr. 26, 45.l;

P-97. F. 1. Apr. 2.1;

P-98. F. 1. Apr. 5.1.

Lietuvos Ypatingasis Archyvas (LYA) – Особый архив Литвы.

F. k-1. Ap. 2. B. 3;

F. k-1. Ap. 62. B. 13, 24;

F. k-1. Ap. 63. B. 12, 67, 70.

Vytauto didžiojo universitetas išeivijos studiju centras Archyvas (ISCA) – Архив Центра литовской эмиграции Каунасского университета.

F. 8. Ap. 10. B. 266, 272;

F. 8. Ap. 7. B. 210, 217;

F. 8. Ap. 8. B. 212, 666, 667, 668, 774, 837, 840, 962, 990.

1940 год в Эстонии. Документы и материалы. Таллин: Олион, 1989.

1941 год: документы: в 2 кн. Кн. 1. / сост. Л. Е. Решин, Л. А. Безыменский, В. К. Виноградов [и др.]; под ред. В. П. Наумова. М.: «Международный фонд “Демократия”», 1998.

Агрессия. Рассекреченные документы службы внешней разведки Российской Федерации 1939–1941 / сост. Л. Ф. Соцков. М.: РИПОЛ классик, 2011.