Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

На имя Александра I Пьяттоли подал докладную записку «О политической системе, которой должна следовать Россия» (Sur le système politique que devrait suivre la Russie). Эта записка представляет собой очередной миротворческий проект, главная роль в котором отводится России. Отечественные историки практически не уделяли внимания этому документу. И если о нем и упоминалось, то, как правило, в связи с эпопей Л.Н. Толстого «Война и мир». В черновиках первой части Пьяттоли присутствует среди гостей салона Анны Павловны Шеррер:

…Скромный, чистенький старичок иностранец был еще более замечательное лицо. Это был l’abbé Piattoli, которого тогда все знали в Петербурге. Это был изгнанник, философ и политик, привезший в Петербург проект совершенно нового политического устройства Европы, которое, как сказывали, он уже имел счастие через кн. Адама Чарторыжского представить молодому императору [Толстой, 1949, с. 186] [16] В первой завершенной редакции романа Андрей Болконский после вечера у Анны Павловны излагает Пьеру Безухову суть внешнеполитического курса России в соответствии с планом Пьяттоли, правда, без упоминания его имени. У Толстого это приводится в виде несобственно-прямой речи: «И он, с таким видом, как будто все то, про что они говорили, было делом его собственных или близких ему людей, изложил Пьеру ходившее тогда в высших кружках петербургского общества воззрение на политическое назначение России в Европе в то время. Европа со времени революции страдает от войн. Причина войн, кроме честолюбия Наполеона, заключалась в неправильности европейского равновесия. Нужно было, чтоб одна великая держава искренно и бескорыстно взялась за дело и, составив союз, обозначила бы новые границы государствам и установила бы новое европейское равновесие и новое народное право, в силу которого война оказывалась бы невозможною и все недоразумения между государствами решались бы посредничеством. Эту бескорыстную роль брала на себя Россия в предстоящей войне. Россия будет стремиться только к тому, чтобы возвратить Францию в границы 1796 г., предоставляя самим французам выбор образа правления, также к возобновлению независимости Италии, Цезальпийского королевства, нового государства двух Бельгий, нового Германского союза и даже к восстановлению Польши» [Толстой, 1983, с. 98]. .

Для Толстого Пьяттоли – одна из примет начала Александровского царствования с его поиском новых путей в международной политике. Сведения о нем и его проекте писатель почерпнул в пятом томе «Истории консульства и империи» Адольфа Тьера. Для Тьера Пьяттоли был «один тех искателей приключений (aventuriers), наделенных выдающимися способностями, который принес на Север дух и ученость Юга» [Thiers, 1845, s. 349].

План Пьяттоли очень напоминал инструкцию, данную Н.Н. Новосильцеву 11 сентября 1804 г., и даже одно время считалось, что он и послужил ее источником [D’Ancona, 1915, р. 119]. Однако установленная Дж. Берти точная дата прибытия Пьяттоли в Петербург (29 ноября 1804 г.) [Берти, 1959, с. 219], говорит о том, что инструкции были даны Новосильцеву раньше, чем этот план мог быть представлен Александру I. Идейная близость этих документов объясняется тем, что за обоими текстами стоял Чарторыйский, который был учеником Пьяттоли в политике, и который привлек своего учителя к разработке внешнеполитического курса России. И инструкции, данные Новосильцеву, и план Пьяттоли объединены единой концепцией умиротворения Европы. Флорентийский аббат не столько формировал, сколько формулировал идеи Александра I по глобальной организации Европы. Своим планом он поддерживал и раздувал царские амбиции выступить в роли великого преобразователя Европейского континента.

Суть плана Пьяттоли состояла в том, что бессмысленно создавать третью коалицию против Франции, так как очередная война в Европе ни к чему не приведет. Вместо этого Россия как страна, наименее заинтересованная в территориальных приобретениях в Европе, должна предложить основать посреднический союз для умиротворения Европы (une alliance de médiation pour la pacification de l’Europe). Этот союз должен будет создать европейское равновесие за счет восстановления и усиления раздробленных государств. Три великие европейские державы: Франция, Пруссия и Австрия – не должны иметь общей границы и должны быть отделены друг от друга тремя конфедерациями: германской, швейцарской и итальянской. Этот план также предусматривал нейтралитет Швейцарии и поэтапное объединение Италии.

Особое место занимал польский вопрос, в котором Пьяттоли был особенно компетентен и полностью солидарен с Чарторыйским. Члены Негласного комитета, как и сам Александр I, считали, что разделы Польши – историческая несправедливость, нуждающаяся в исправлении. Был только один путь восстановления Польши: сначала соединить все ее части в составе России, после чего русский царь должен даровать ей независимость. К этой мысли, как отмечалось выше, подводил в своем «Рассуждении о мире и войне» Малиновский. Пьяттоли уже прямо говорит о том, что Польша должна получить независимость из рук России.

Именно этот пункт вызвал скептическое замечание А. Тьера относительно бескорыстия нового политического курса Александра I: «Это благородное негодование против посягательства прошлого века, это благородное бескорыстие, вмененное всем дворам для того, чтобы сдержать амбиции Франции, должны были привести в конечном счете к восстановлению Польши, чтобы отдать ее России! Не в первый раз под пышными добродетелями, выставляющими себя напоказ всему миру, скрываются огромное тщеславие и огромная амбиция. Русский двор, громче всех высказывавшийся за равновесие и бескорыстие, претендовавший свысока давать уроки Англии и Франции, мечтал таким образом завладеть всей Польшей!» [Thiers, 1845, р. 352].

К довершению этого проекта планировалось обращение Александра I к ученым Европы с тем, чтобы они выработали новое международное право, согласно которому одно государство не могло объявить войну другому без предварительного обращения в международный арбитраж.

Мысль вступить в единоборство с Наполеоном за европейское господство с 1804 г. все сильнее укореняется в голове Александра. Но речь пока идет не о военном противостоянии, а о моральном преобладании. Политике международного эгоизма и захвата территорий, неизбежно ведущей к войне, Александр пытается противопоставить старую, по сути, идею вечного мира в ее новом обличье. На языке просветительской философии это означало переход от естественного права в международных отношениях к общественному договору, или, как выражался Малиновский, к «условному праву». Иными словами, речь шла о поиске политического равновесия, предполагающего расчленение европейских империй и образование на их обломках мононациональных государств.