Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

«Создайте, – писал Руссо, – Европейскую республику на один только день – этого достаточно, чтобы она существовала вечно: каждый на опыте увидел бы свою личную выгоду в общем благе» [Руссо, 1969, с. 141–142]. Генрих, который в то время был самым влиятельным европейским монархом при переговорах с другими государствами являл образец умеренности и бескорыстия. «Ибо, хотя он ничего не добавлял к тому наследию, которое получил, ему достаточно было разделить наследие единственного государя, превосходившего всех своим могуществом, чтобы стать самому наиболее могущественным; и всем было отчетливо видно, что, приняв все предосторожности, которые могли обеспечить успех этого предприятия, он не пренебрег и теми мерами, которые давали ему первенство в том сообществе, которое он хотел создать» [Руссо, 1969, с. 149].

Объединение государств не может носить чисто внешний характер. Ему должны предшествовать внутренние преобразования на столь же справедливых основаниях, на каких будут строиться международные отношения. «Ибо вполне понятно, что Европейский Сейм закрепляет форму Правления каждого Государства не в меньшей мере, чем его границы; что нельзя оградить государей от мятежа подданных, не ограждая одновременно подданных от тирании государей; и что иначе такое устроение не сможет существовать» [Там же, с. 144].

Вечный мир казался Руссо не только «разумным проектом» (при условии, если «нам дадут Генриха IV или Сюлли») [Там же, с. 151], но другого мира он вообще не мыслил. Вопрос им ставился так: либо вечный мир, либо бесконечные войны. Итак, два условия необходимы, по мысли Руссо, чтобы вечный мир стал реальностью: во‑первых, катастрофы, которые сметут существующий порядок, откуда, как из замкнутого круга, нет выхода, и, во‑вторых, наличие фигуры, конгениальной Генриху IV.

В эпоху Наполеона и Александра I тут было над чем задуматься. Еще в самом начале своего правления, делая первые шаги на международном поприще, Александр составил секретную ноту Н.Н. Новосильцеву. В ней речь шла не только о возможности военного союза России и Англии против наполеоновской Франции, но и о тех принципах, на которых должен строиться мир в послереволюционной Европе. Идеи, высказанные в этом документе, очень напоминают суждения Руссо о вечном мире. Для Александра, как и для Руссо, вечный мир возможен только между обновленными государствами. Поэтому первое условие, которое он выдвигает, заключается в стремлении «не только не восстанавливать в странах, подлежащих освобождению от ига Бонапарта, прежний порядок вещей со всеми его злоупотреблениями, с которыми умы, познавшие независимость, не будут уже более в состоянии примириться, но, напротив, постараться обеспечить им свободу на ее истинных основах» [ВПР, 1961, с. 146]. Правительства должны действовать в интересах народов внутри своих государств и во взаимных интересах между собой. Их отношения должны строиться на основе международного права (droit de gens).

В качестве исторического прецедента всеобщего договора Александр приводит Вестфальский мир и объясняет причину его несоблюдения недостаточным уровнем просвещения.

Таким образом, в случае победы над Наполеоном, а Александр за два года до Аустерлица в этом еще не сомневался, первое, по Руссо, условие для установления вечного мира будет соблюдено. Французская революция уничтожила старый порядок, и теперь речь должна идти об установлении нового мира. Что касается второго условия – наличия в Европе фигуры, равной Генриху IV, то здесь все было менее очевидно. Юный царь, разумеется, еще не мог предвидеть свой европейский триумф 1814–1815 гг., поэтому он скромно уточняет, «конечно, здесь идет речь не об осуществлении мечты о вечном мире, но все же можно было бы во многом приблизиться к благам, которые ожидаются от такого мира» [Там же, с. 148].

Нота Новосильцеву действительно близка к идеям вечного мира в интерпретации Руссо, но еще далека от будущего Священного союза, в котором некоторые современники тем не менее усматривали осуществление идей Генриха IV [125]. В ноте идея общеевропейского мира получает совершенно рационалистическую трактовку. Она связывается не только с политической обстановкой, но и с уровнем просвещения (les lumières) и вообще исторического прогресса. Священный союз оперирует уже иными понятиями. Его главная задача – просветить Европу лучами истинной веры. В этом смысле Александр в какой‑то мере преследовал цель, противоположную Генриху IV.

Eсли Генрих стремился несколько обуздать религиозный пыл развоевавшейся Европы, то Александр, напротив, напоминал европейским монархам и политикам о существовании общих для всех христиан религиозных ценностей. Если Генрих стремился объединить Европу на основе религиозной терпимости, которая была сродни религиозной индифферентности, то Александр проповедовал не столько терпимость, сколько обретение единых общехристианских основ взаимоотношений людей и народов. Хотя терпимость не исключалась договором, тем не менее прямо о ней ничего не говорилось. Это хорошо почувствовал Местр, когда в цитированном выше письме графу Валезу писал: «Я считаю его [договор. – В. П .] в целом благоприятным терпимости, даже той, которую называют терпимостью религиозной, но сколь широким окажется значение, которое Его Императорское Величество захочет дать этому слову, сказать невозможно» [Maistre, 1884–1886, t. 13, p. 166].

Акт действительно был составлен так, что под него можно было подвести практически любое содержание. Александра, как хозяина положения, это, несомненно, устраивало, но те, кто ождали от императора каких‑то конкретных решений и практических шагов, испытывали необходимость в интерпретации.

А. Стурдза, принимавший непосредственное участие в написании этого документа, решил, отчасти добровольно, отчасти, видимо, выполняя желание царя, взять на себя роль интерпретатора и пропагандиста идей Священного союза. Одновременно с работой над текстом договора Стурдза писал по-французски книгу «Рассуждение об учении и духе православной церкви» [Парсамов, 2004, с. 101–114]. По воспоминаниям Розалии Ржевуской, эту книгу Стурдза писал по поручению Каподистрия [Берти, 1959, с. 268]. Цель у них была общая: через пропаганду православия привлечь внимание европейской общественности к положению греков под турецким игом. Придавая, таким образом, своему сочинению характер социального заказа и публикуя эту книгу в Германии в расчете на общеевропейского (но прежде всего немецкого) читателя, Стурдза стремился связать свое «Рассуждение» с идеей Священного союза и тем самым окрасить общехристианский Союз в православные тона. Для того чтобы эта связь не осталась незамеченной, Стурдза также по‑французски написал статью «Рассуждение об акте братского и христианского Союза 14/26 сентября 1815 года».