Вячеслав Козляков - Смута в России. XVII век

В итоге в Костроме не только была собрана «дань» по «уставу» Кузьмы Минина. С этого момента нижегородский совет начинает распоряжаться как новая земская власть в «верховых» городах. Такому превращению способствовали не одни воеводские назначения, после которых князь Дмитрий Пожарский мог почувствовать себя, как писал П.Г. Любомиров, «в положении правителя государства». В Костроме, по сообщению «Повести о победах Московского государства», произошел еще и набор на службу костромских дворян и детей боярских. Кузьма Минин не просто обеспечил их жалованьем, но потребовал от них земской службы: «и служивым людем, костромичам, с ратными людми идти повеле» [690].

Настоящее земское правительство — «совет всея земли», было создано после прихода нижегородской и костромской рати во главе с князем Дмитрием Пожарским и Кузьмою Мининым в Ярославль в первых числах апреля 1612 года. Прошел ровно год с того момента, когда отряды Первого ополчения окружили сожженную Москву, но так и не достигли успеха. Вместо этого в подмосковных полках утвердилась рознь между дворянами и казаками и уже совершилась присяга новому самозванцу со старым именем «царь Дмитрий Иванович». Земское дело освобождения Москвы приходилось начинать заново и далеко от столицы.

Дорога под Москву оказалась долгой для нижегородского ополчения. Четыре месяца стояло ополчение в Ярославле, побуждаемое из Троице-Сергиева монастыря и из других мест к походу на помощь подмосковным полкам. Но у «земского совета», сложившегося в Нижнем Новгороде, были свои цели, которые он и реализовывал в период ярославского стояния. Известно, что именно в это время ополчение князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина укрепилось настолько, что создало «совет всея земли» и вступило от его имени в дипломатические контакты с шведами в Новгороде Великом. Казалось, что ополчение князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина стало приобретать черты настоящего правительства, а Ярославль становился столицей для других городов, поддержавших нижегородское движение. Так ли это, впрочем следует еще разобраться.

Сначала в Ярославле повторилась та же история с «уставом» Кузьмы Минина, что и в Балахне, только «лучшим» людям ярославского посада не было смысла прикидываться нищими. Их торговля была хорошо известна по всей Волге. К моменту, когда ополчение выступило из Нижнего Новгорода, там уже были получены «неокладные доходы» с самых заметных ярославских купцов: с Григория Никитникова — 500 рублей, с Василия и Степана Лыткина — 350 рублей, с Второго Чистова — 100 рублей. Сбор затронул также Строгановых, у которых было взято сразу больше 3000 рублей. Деньги брали в долг по указу нижегородских воевод и «выборного человека» Кузьмы Минина. Формулировка цели этого сбора позволяет узнать официальную цель ополчения, как ее декларировали в Нижнем Новгороде: «ратным людям на жалованье которые пошли из Нижнего с стольником и воеводою с князем Дмитром Михайловичем Пожарским, да с выборным человеком с Кузьмою Мининым для Московского очищенья» [691]. Поэтому, когда нижегородское ополчение дошло до Ярославля, то ярославскому земскому старосте Григорию Никитникову, уже участвовавшему своими капиталами е обеспечении движения, изначально было сложно подчиниться нижегородскому мяснику. Пришлось Кузьме Минину показывать, что ос не зря называется «выборный человек», а не просто земский старосте Нижнего Новгорода. «Повесть о победах Московского государства» рассказывала: «Пришедше князь Димитрей Михайлович с полки и сташа в Ярославле. Козьма же Минин пришед в Ярославль и поиде в земскую избу денежнаго збору и для кормов и запасов ратным людем по его нижегородцкому окладу. Ярославцы же посацкия люди, Григорий Никитин и иныя лутчия люди, послушати его не восхотеша. Он же много тязав их своими доброумными словесы и повеле не в честь взял их, Григорья Никитина с лутчими людми, и отвести ко князю Дмитрии Михайловичу, и повеле жывоты их напрасно брати. Они же вси, видевше от него велику жестость и свою неправду, ужасни быша, и вся вскоре с покорением приидоша, имение свое принесоша, по его уставу две части в казну ратным людем отдающе, 3-ю же себе оставиша» [692]. Впрочем, и здесь, как и в Костроме, всех звали для участия в земском совете. Григорий Никитников и другие «лучшие» ярославские посадские люди тоже вошли в него с самого начала.

Первая грамота «ото всей земли» была направлена из Ярославля в Сольвычегодск 7 апреля 1612 года. В ней наконец-то формулировались цели создавшегося движения и определялась позиция по отношению к подмосковным «таборам» князя Дмитрия Трубецкого и Ивана Заруцкого. Призыв собрать свой «земский совет» и прислать для этого «изо всех чинов людей человека по два» с наказами выборным («и с ними совет свой отписати, за своими руками») достаточно говорил о том, что в Московском государстве начинал создаваться новый земский центр власти. Главное, что, пожалуй, впервые жители Московского государства услышали такой беспощадный анализ не того, что происходит сейчас, а всех лет Смуты, воспринятой как наказание за грехи: «По умножению грехов всего православного крестьянства, по праведному прещению неутолимой гнев на землю нашу наведе Бог». Отправной точкой стала смерть царя Федора Ивановича: «первое прекратил благородный корень царского поколения». А дальше разные цари сменяли друг друга, но ничего не удавалось сделать. Борис Годунов происходил «из синклиту», то есть из боярского сословия, и его царство скоро прекратилось. Гришка Отрепьев — это «предотеча богоборного Антихриста», он «безстудно нарек себя царем Дмитреем» и «чародейством» захватил престол, приняв от Бога «пагубную смерть». «Потом же произволися бо царьствовати царю Василию», — начинал автор грамоты (какой-то земский историк) рассказ о недавних временах, но тут произошло «межусобное кровопролитье», в котором были виноваты «воровские люди», приходившие под Москву «с Ивашкой Болотниковым». «Оставшеи воры» продолжили смуту, стали собираться в Украинных городах «и меж себя выбрали вора и назвали его тем же проименованием, царем Дмитреем». С этого момента началось вмешательство «литовского короля» и случились самые тяжелые времена: «и мнози от грабителей и ненасытных кровоядцов царями себя называше Петрушка, и Август, и Лаврушка, и Федка, и иные многие, и от них многия крови разлияшася и безчисленно благородных людей мечем скончаша».

Автор земской грамоты 7 апреля 1612 года напоминал «злую смерим Петрушки, стояние «воров» в Тушине «два годы», осаду королем Сигизмундом III Смоленска и присылку гетмана Станислава Жолкевского с обещанием дать королевича Владислава на русский престол. Не упустил он случая напомнить и о приходе в Коломенское «лжеименитого царя из Колуги». В грамоте содержатся важные детали для понимания тех ожиданий, которые связывала русская сторона с договором о призвании королевича Владислава. Оказывается, гетман Станислав Жолкевский «с полскими и с литовскими людми» должен был «от Москвы отойтить и стать в Можайску», то же самое и король Сигизмунд III должен был оставить осаду Смоленска. Сведение с престола царя Василия Шуйского было связано с этими ожиданиями, и его совершили «ют лукавому совету» Михаила Салтыкова «с своими единомышленики». Его же и Федьку Андронова обвиняли в следующих преступлениях! «царя Василья с братьею, утаяся ото всей земли, отослали к королю под Смоленск; а полских и литовских людей, которые были с Желтковским, пустили внутрь царьствующаго града Москвы». Завершилось я: е все тем, что «литовской король» нарушил все мирные постановленья, «сына своего королевича на Московское государьство не дал», «жестокими приступы Смоленеск взял» и «послов, которые посланы от всей земли, митрополита Филарета, да боярина князя Василья Васильевича Голицына с товарыщи, послал в Польшу в заточенье».