Вячеслав Козляков - Смута в России. XVII век

Во время сдачи города люди стали стихийно покидать его, после того как польско-литовский гарнизон уже был не в силах сопротивляться уходу из Москвы никого из осадных сидельцев: ни своих, ни чужих. Под охраной, на положении заложников оставались только московские бояре во главе с князем Федором Ивановичем Мстиславским. В обмен на их жизнь начальники польско-литовского гарнизона выговорили сохранение своих жизней. Об этом говорилось в грамоте из самого ополчения, приурочившей окончательную сдачу города к 27 октября (6 ноября) 1612 года: «Почали выбегать из Кремля сидельцы русские и литовские люди, а в роспросах сказывали, что бояр князя Федора Ивановича Мстиславского с товарыщи литовские люди роздали за крепкие приставы». Боярин князь Федор Иванович Мстиславский даже поучаствовал в переговорах с главными воеводами земского ополчения, которые вел староста Николай Струсь. Переговоры велись в «застенке», в небольшом пространстве, отделявшем крепостную стену от вала, где руководитель Боярской думы бил челом «всей земле», что было необходимым подтверждением верховенства власти земского совета объединенного ополчения. «И мы, бояре и воеводы, и вся земля, — писали в грамоте на Белоозеро 6 ноября 1612 года, — город Кремль у литовских приняли, и их бояр и литовских людей не побили, потому что они бояре посяместа были все в неволе, а иные за приставы» [734].

Оказалось, что когда дело было сделано, главным воеводам земского войска постоянно приходилось удерживать его, чтобы оно не впало, по образцу плохих армий, в мародерство и убийство пленных. Самую большую опасность представляли бывшие друзья-казаки, которые снова стали опаснее недавних врагов — литовских людей. Автор «Нового летописца» вспоминал, что когда из осажденного города первым выпустили наиболее слабых — женщин и детей, казаки готовы были убить князя Дмитрия Пожарского «что грабить не дал боярынь». В статье «Нового летописца» «о выводе боярском и о здаче Кремля города» описывалось, как полк князя Дмитрия Михайловича Пожарского едва не вступил в бой с казаками, когда земское ополчение собралось со знаменами и орудиями на Каменном мосту, чтобы встретить выходивших из Кремля членов Боярской думы. На следующий же день, когда дело дошло до выхода из-за кремлевских стен последних воинов польско-литовского гарнизона, казаки взяли-таки реванш у князя Пожарского и расправились, вопреки договору, с теми, кто на свое несчастье был отведен в плен в «таборы».

Память о московской победе 1612 года сохранила и разные даты освобождения столицы. Между тем доверять нужно, как это делал П.Г. Любомиров, грамоте руководителей ополчения на Белоозеро, отправленной 6 ноября (старого стиля) 1612 года. Там определенно говорилось, что 26 октября (5 ноября) из Москвы вышли бояре, а 27 октября (6 ноября) состоялся вход ополчения в столицу: «И октебря в 26 день староста и польские люди бояр, князя Ф.И. Мстиславского с товарищи, нам, бояром и воеводам, и всей земле отдали… И октебря же в 27 день польские и литовские люди нам и всей земле добили челом, и милостью всемогущево в Троице славимого Бога царствующий град Москва от польских и от литовских людей очистилась, и в Кремле, и в Китае, и в Цареве городе мы сели». День взятия Москвы 26 октября, связанный с памятью «Дмитрия Селунского», упоминает также автор «Повести о победах Московского государства» [735]. В ближайшее воскресенье 1 ноября «состоялся торжественный крестный ход с благодарственным за освобождение Москвы богослужением» перед иконой Владимирской Богоматери [736]. Позднее освобождение Москвы оказалось связано в памяти еще и с празднованием дня Казанской Богоматери, приходившимся на 22 октября, — день начала штурма Китай-города [737]. Список этой иконы попал в Первое ополчение летом 1611 года, а значит не мог вполне считаться покровительницей другого ополчения — Кузьмы Минина и князя Дмитрия Михайловича Пожарского. По преданию, князь Дмитрий Михайлович Пожарский заказал для себя список иконы Казанской Божьей Матери, когда находился с нижегородским ополчением в Ярославле в 1612 году. Когда в 1636 году на Красной площади в память о событиях, предшествовавших избранию на царство Михаила Федоровича, открывался Казанский собор, то все детали появления чудотворной иконы в полках под Москвою были уже не столь существенны. Главное, что список этой иконы действительно был в земском ополчении и именно с нею «вся земля» связала свою победу.

1612, конец октября — начало ноября— Приход короля Сигизмунда III с войском под Волок

Конец октября — ноябрь— Бои с казаками Ивана Заруцкого в Рязанской земле

Ноябрь— Решение о созыве избирательного земского собора

1613, 7 февраля— Объявление двухнедельного перерыва в соборных заседаниях в связи с началом Великого поста

21 февраля— Избрание земским собором царя Михаила Федоровича

25 февраля— Присяга царю Михаилу Федоровичу, окончание полномочий земского правительства

Май— Составление «Утвержденной грамоты» об избрании царя Михаила Федоровича

11 июля— Венчание на царство Михаила Федоровича

течение четырех месяцев — с 26 октября 1612 по 25 февраля 1613 года — власть в Москве оставалась в руках земского правительства во главе с князьями Дмитрием Тимофеевичем Трубецким и Дмитрием Михайловичем Пожарским. Это был переходный период, главным содержанием которого стали выборы нового царя. В те дни, когда действовавший в ополчении «совет всея земли» получил власть в Москве [738], в Речи Посполитой «дозрели» до того, чтобы наконец-то представить юного самодержца Владислава Московскому государству. Сейчас ноябрьский 1612 года поход короля Сигизмунда III вместе с королевичем Владиславом к Смоленску, и далее к Москве, выглядит малообъяснимым. Хотя для едва народившегося земского правительства грядущее столкновение с польско-литовскими отрядами, возглавлявшимися хорошо известными полковниками Александром Зборовским и Андреем Млоцким, не сулило ничего хорошего. Король же действовал так, как будто не было более чем двухлетнего промедления с исполнением договора с гетманом Станиславом Жолкевским о призвании королевича Владислава, а польско-литовский гарнизон по-прежнему удерживал в своих руках столицу. Сигизмунд III слал впереди себя послов, объявить Боярской думе свой приход. Но он опоздал и только зря потратил казну. Дальше Волока королевскому войску двинуться уже не пришлось, несостоявшийся претендент на русский трои вынужден был вернуться домой в Речь Посполитую. Что же заставило короля Сигизмунда III так быстро смириться с потерей выскользнувшей из его рук московской короны?