Збигнев Залуский - Сорок четвертый

Изменить политический характер и стратегическое значение крупного исторического события с помощью одних лишь деклараций нельзя. Трудно было ожидать также, что народная власть позволит возложить на себя ответственность за то, что было порождено совсем иным духом, за то, что уже в своей основе было не только ошибочно задумано, но и обречено на поражение.

Впрочем, это стремление выйти на новую дорогу оказалось весьма поверхностным, и очень скоро, едва лишь появился малейший проблеск надежды, те же самые люди отбросили идею отречения. Сообщение о крупных ежедневных партиях грузов, сброшенных с американских самолетов, гром орудий советских и польских дивизий, штурмующих Прагу, дымы над Вислой, окутавшие переправы, на которых сражались за доступ к Варшаве солдаты 1-й армии, — этого оказалось достаточно, чтобы — хотя люди по-прежнему умирали и погибали, а положение продолжало оставаться трагическим — концепции национального согласия были забыты. На повестку вновь ставится вопрос о политическом смысле восстания, вопрос о захвате Варшавы, об ограждении баррикадами — сильно укрепленными! — главных районов города, об установлении в них своих органов власти и о недопущении туда советских войск, а также польских войск, войск ПКНО. Безбрежный оптимизм, тот самый, который побуждал Монтера 31 июля восклицать, что будет слишком поздно, теперь — 19 и 20 сентября — диктует ему новые приказы. Один — открытый, — начинающийся словами «Мои дорогие солдаты!», гласит:

«Наше восстание войдет в историю как благословенное по своим последствиям реальное политическое действие, достойное нации, которая в течение пяти лет непоколебимо придерживалась позиции, продиктованной глубоким политическим разумом. Сегодня мы стоим перед лицом победы» {155} 155 „PSZ”, t. III, s. 883. .

И перед лицом победы он в другом приказе — секретном — воспроизводит директивы Главного командования АК на день освобождения, относящиеся еще к 12 сентября. А в этих директивах говорилось:

«В случае оставления немцами Варшавы:

— немедленно овладеть указанным районом города в соответствии с приказом от августа 1944 года… части в полной боевой готовности остаются в своих районах…

— баррикад и укреплений, замыкающих занятые районы, не разбирать до момента окончательного выяснения польско-советских отношений… Баррикады и укрепления на внешнем обводе занятых районов должны быть полностью укомплектованы» {156} 156 См.: J. Margules, op. cit., s. 74—75. .

В политическом обосновании этих, директив даются следующие разъяснения: «В настоящее время возможность какого-либо сотрудничества АК с ПКНО вплоть до момента выработки польским правительством иного к ним отношения исключена». Приказы вновь напоминают о принятом негативном отношении к армии Берлинга и уточняют в деталях принцип недопущения новой, народной Польши в ее столицу, требуют «уклониться от допуска в районы, занятые АК, не только властей, не только войск ПКНО, но даже саперов, даже технической помощи…».

Наконец 20 сентября, слыша грохот орудий, поддерживающих борющиеся плацдармы, видя дымовые завесы, под прикрытием которых на Висле предпринимаются отчаянные попытки прийти на помощь гибнущему городу, генерал Бур издает приказ о выходе командования из подполья и реорганизации варшавского корпуса {157} 157 Tadeusz Bór-Komorowski: „Armia Podziemna”, Londyn, 1952, s. 361. . «Считаясь с возможностью вступления Советской Армии, — напишет он позднее в своих воспоминаниях, — я приказал преобразовать повстанческие отряды в регулярные части ВП». Цель — иметь более организованный и достойный вид во время реализации второй фазы «Бури». Время до демонстрации — завершающий пункт в осуществлении плана взятия власти на ничейной земле, между отступающим и наступающим фронтами.

Но ничейной земли не было. Когда Бур и Монтер подписывают исходящие из плана «Буря» новые приказы, в Чернякуве и Жолибоже рядом, на одной баррикаде, умирают солдаты обоих польских течений. Под немецкими контрударами падают плацдармы и упускается последний шанс спасения города. Рискованный шанс, но он существует. Последний. Им не воспользовались.

Когда на следующий день майор Сэнк (Юзеф Малецкий), начальник штаба АЛ в Варшаве, потребует от генерала Монтера нанести всеми силами удар на восток с целью соединиться с плацдармами {158} 158 Józef Sęk-Małecki: „Armia Ludowa w Powstaniu Warszawskim”, Warszawa, 1962, s. 149—152, por. również Borkiewicz, op. cit., s. 490. , Монтер ответит: «Слишком поздно». Он уже знает, что слишком поздно. Он уже знает, что вчера, когда, быть может, еще не было поздно, отряды АК, руководствуясь концепцией не содействовать сотрудничеству и сохранять готовность перейти ко второй, демонстративной фазе «Бури», предприняли маневр не к Висле, а в противоположном направлении.

Снова, как уже столько раз в ходе реализации «Бури»! Маневр, логически вытекающий из тенденций этого плана и отвечающий им. Поскольку, как считалось 19—20 сентября, битва завершается, задача заключается в том, чтобы обособиться, сохранить готовность и собраться в более крупные группировки с целью сделать демонстрацию более эффектной.

«Битва завершается»! Они не понимали, что она завершается катастрофой.

1944 год не стал годом чуда над Вислой.

Август 1944 года не вынудил большевиков к повороту, к политическому отступлению, к изменению своих намерений — и стратегических, и политических. Они заняли позиции под Варшавой значительно ближе к городу, чем ранее планировалось, и значительно дальше от своих баз, чем предполагалось. С другой стороны, никакая чудодейственная сила не устрашила немцев, не вынудила их отказаться от намерения удержать линию Вислы, не создала «межфронтового» вакуума, в котором нашлось бы место для третьей силы — для приверженцев «теории двух врагов».

Сентябрь также не принес чуда, не предоставил большевикам, теперь уже столь ожидаемым, возможности овладеть Варшавой. И в последней, трагической декаде никакое чудо не принесло успеха ни «Лондону», ни Люблину. Не принесло оно победы ни солдатам, сражавшимся на левом берегу, ни солдатам, сражавшимся на правом берегу реки. Впрочем, на поле боя, и к тому же когда нет боеприпасов, чудеса вообще случаются довольно редко.

И никакое чудо не спасло город.

Вообще, возможно ли было такое чудо, можно ли было думать о нем в пределах тогдашней реальной обстановки, если, разумеется, к чудесам применимы требования реальности?..

Здесь все зависит от того, на каком уровне сил, творящих исторические события, мы расположим наш наблюдательный пункт.

Если мы находимся в штаб-квартире командующего Армией Крайовой и в поле нашего зрения попадают только силы, реально имеющиеся в распоряжении, то есть варшавский корпус АК, тут нечего и мечтать о чуде. Своими силами Варшава не может быть освобождена.