Кэтрин Пикеринг Антонова - Господа Чихачёвы [litres]

Однако занятия Андрея не ограничивались исключительно «поэзией». Его дневники показывают, что он не только носился со своими «выдумками», но также следил за тем, как объезжают и тренируют лошадей, участвовал от имени семьи в судебных делах, планировал продолжавшееся строительство и перестройки, неизбежные в большой сельской усадьбе, и надзирал за строительными работами, а также был отчасти вовлечен в политическую и общественную жизнь местного дворянства. Большая папка с записями, которые он вел, когда служил смотрителем участка во время эпидемии холеры 1831 года, свидетельствует о тщательности и компетентности, с которыми Андрей исполнял эту должность [360] Во время эпидемии холеры Андрей как смотритель участка отвечал за 133 деревни. Там же. Д. 52. Л. 42–42 об. . Помимо этого, он улаживал серьезные конфликты со своими крепостными, а также между самими крестьянами. Он увлекался садоводством, хотя его интересы ограничивались разведением цветов и заботой об экзотических посадках в парнике, который он называл своей «оранжереей», в противоположность располагавшемуся под открытым небом огороду, которым занималась Наталья [361] Занятия Андрея перечислены в его дневниках и нескольких списках дел, практически без исключения посвященных содержанию зданий и земельных наделов или крепостным. См.: Там же. Д. 36a. Л. 24–24 об. . И наконец, важнее всего было то, что Андрей посвящал много времени обучению детей, ведению переписки и литературным трудам – занятиям, которые он считал своим основным призванием и своим делом, в его глазах сопоставимым с работой в имении, выполнявшейся его женой, и дополнявшим ее. Он считал, что занят работой вне дома, несмотря на то что она по большей части выполнялась в его кабинете: ведь эта деятельность касалась главным образом идей. Труд жены он, напротив, считал домашним, подразумевая под «домом» все свои разбросанные по нескольким губерниям имения с сотнями населявших их крепостных [362] Важность хозяйки в доме // ЗГ. 1847. № 48. В Англии времен правления Георга на протяжении по меньшей мере значительной части XVIII века в число домашних (как и в раннее Новое время) включали слуг, подмастерьев и «проживающих вместе со всеми родственников». См.: Vickery . Behind Closed Doors. Р. 7. Юридические ограничения прав женщин распоряжаться собственностью стали причиной различий в жизненном опыте россиянок и англичанок, несмотря даже на то что в обоих случаях реальность не спешила уподобляться идеальным образцам (если вообще принимала их в расчет). См.: Marrese . A Woman’s Kingdom. . Записи Натальи чаще всего касаются продукции имения и труда крепостных (его организации, результатов, небольших споров). Алексей однажды вскользь упоминает, что Наталья давала детям белые сливы из оранжереи – это лишь один пример, подчеркивающий, что она интересовалась главным образом тем, что питает тело; в многочисленных же записях Андрея об оранжерее основное внимание уделено цветам, а также тому, как они питают и согревают душу [363].

Эти пространные личные записи Андрея и Натальи дают представление о различиях в их характерах и стиле мышления. Можно предположить, что, даже если они не сами выбрали присущие им роли и занятия и даже если им не посчастливилось сразу же в них вжиться, тем не менее за долгие годы совместной жизни именно эти роли сформировали их как личности. Записи Андрея рисуют портрет человека, одаренного богатым воображением, многословного, игривого и нетерпеливого, если что-нибудь отвлекало его от жизни в мире идей и мечтаний. Его лексикон был весьма эксцентричным: он обожал использовать синонимы (часто нанизывая один за другим три или четыре подряд), варваризмы и неологизмы, колоритные прозвища. Наталья, напротив, была педантичной и суховатой (хотя и способной время от времени отпустить слегка смущенную шутку о своем непрактичном муже); во всех своих занятиях аккуратной и тревожилась как о своем о физическом и материальном комфорте, так и о комфорте тех людей, что от нее зависели [364]. Ее словарь был утилитарным, синтаксис – безыскусным. Даже ее почерк был скромным, тогда как ее муж часто заполнял по полстраницы затейливыми завитушками. Наталья выражала свою привязанность, заботясь о материальном удобстве человека, и воздерживалась от панегириков и уверений, которые ее муж радостно расточал, выражая свою любовь.

Наталья с большим удовольствием занималась расчетами и практической деятельностью, тогда как Андрей признавал, что ему недостает компетентности в практических делах: например, в дневниковой записи, сделанной в 1831 году, он сокрушается, что неправильно вел судебные дела об уплате долгов, сделанных его старшим братом, расточавшим свою собственность, в результате чего наследство Андрея оказалось обременено серьезными долгами: «Ну кто же виноват что имение расстроено, запутано – в опеке? ‹…› Тяжебное дело научило меня знать, что значит тяжба и как уметь ее избегать. ‹…› Тяжба мне открыла глаза на все: что такое люди и что такое я сам. Она раскрыла мой характер, самого меня ужасающий» [365] Там же. Д. 54. Л. 16. . Иными словами, Андрей винил себя в том, что не вполне справился с, вероятно, самой важной практической задачей в своей жизни. Хотя он неплохо решал другие вопросы – служил смотрителем во время эпидемии холеры, вел другие судебные дела и разбирался с непокорными крепостными, – в своих записях он тем не менее изображал себя человеком, неспособным к управлению имением, которым занималась жена (таким образом, похоже, оправдывая то, что он помогает ей только в самых исключительных случаях) [366]. По-видимому, Андрей считал судебные тяжбы всего лишь практическим делом, поскольку они предполагали взаимодействие с безличной бюрократией, к которой он не испытывал уважения. Задачи, которые он выполнял, будучи смотрителем во время эпидемии и возглавляя свой деревенский мир во времена кризиса, можно было рассматривать скорее как родительские (и патерналистские), чем как «практические», а потому они входили в обычный круг его обязанностей. Неизвестно, возмущалась ли Наталья тем, что ее муж погружен в мир идей, тогда как она взвалила на себя так много практической ответственности. Однажды она написала брату: «Каков же мой Анд. Ив., хочет пуститься перебить Булгарина [его любимого писателя] каковы же наши: но пускай он пишет». Это замечание может отражать ее (неохотное?) принятие его призвания – «пусть пишет», хотя оно могло появиться всего лишь в результате уверенности, что муж прочтет ее записку [367].

Во всем письменном наследии Андрея найдется лишь пара прямых жалоб на Наталью: в первом из сохранившихся дневников, который он вел в 1830–1831 годах и который начинается единственным написанным не совсем грамотно по-французски предложением (к этому языку Андрей прибегал, чтобы зашифровать рискованные замечания): «Il me sera ce jour d’un trés mauvais souvenir dans toute ma vie: Car j’ai été tellement irriteé par ma femme que je ne savais pas où je suis et ce que je di[sais]» («Этот день на всю жизнь останется плохим воспоминанием: поскольку я так разозлился на свою жену, что не знал, где я есть и что говорю»). Немного позднее он писал по-русски: «День ужасный во всем превосходящий 19 Генваря, чрез 18 дней времени ужасное повторение доводящее меня до сумасшествия!!! – День, который убил меня – который бы я желал истребить из моей памяти» [368] Там же. Д. 54. Л. 12. Вторая запись о его приступе гнева: Там же. Л. 19 об. Вспыльчивость была ахиллесовой пятой Андрея, и есть несколько упоминаний того, как мишенью его гнева становились другие люди. Он даже составил для себя список «законов», где под номером 5 значилось: «Не сердиться – не хлопотать излишне, – toujours le sang-froid», – к чему он позднее добавил: «О! Мудрено!» (Там же. Л. 18). Другие упомянутые в его дневниках вспышки раздражения были направлены на слуг: например, когда однажды в февральский мороз они отправили Алексея в дорогу «в одних холодных сапогах» и не укрыли его в повозке одеялами (ГАИО. Ф. 107. Оп. 1. Д. 54. Л. 22), или в другой раз, когда они позволили ему близко подобраться к горячему самовару (Там же. Л. 33–34 об.). О том, что Андрей использовал в «дневнике-параллели» французский для записи более сомнительных замечаний, см. также следующую запись на французском (появившуюся прямо посреди фрагмента, целиком написанного по-русски): «Ночью пришлось шесть раз вставать, чтобы опорожнить кишечник (sortir 6 fois à la selle)». Там же. Д. 95. Л. 5. . Андрей не упоминает причину своего крайнего «раздражения», хотя следует отметить, что после этой пары записей новых вспышек не последовало: по крайней мере, письменных свидетельств этого не осталось.