Кэтрин Пикеринг Антонова - Господа Чихачёвы [litres]

По своему содержанию дневники Андрея настолько отличаются от записок Натальи, что на первый взгляд они могут показаться «современными» дневниками, которые историки литературы описывают как вдумчивые, личные, исследовательские по духу и представляющие собой отражение авторского самосознания [700] См.: Suzanne L. Bunkers and Cynthia Anne Huff, Inscribing the Daily: Critical Essays on Women’s Diaries. Amherst: University of Massachusetts Press, 1996; Rebecca S. Hogan, Engendered Autobiographies: The Diary as Feminine Form // Prose Studies. 1991. № 14, и др. работы. . Об относящихся к концу XVIII века детальных дневниках Андрея Болотова писали, что они содержат «невольное саморазоблачение, анализ, который прерывается, когда говорить становится слишком неловко» [701] Rice J. L. The Memoirs of A. T. Bolotov and Russian Literary History // Russian Literature in the Age of Catherine the Great / Ed. A. G. Cross. Oxford: Willem A. Meeus, 1976. P. 17–43. . В этом смысле дневники Андрея Чихачёва – это не пример «современного» дневника. Андрей в своих размышлениях не испытывает никакой неловкости. Он постоянно пишет об идеях, собственных и чужих, но его рассуждения свободны от рефлексии или анализа. Мысли изливаются многоводным потоком: сначала они касаются в основном воспитания его детей, но в конечном счете превращаются в мечты о будущем местного общества и России. Андрей ограничивает сферу применения своих сил развитием идей, ведением переписки и воспитанием детей, но на деле и муж и жена писали очень похоже и со сходными целями: оба составляли отчеты о сделанной работе, одновременно оставляя свидетельство ее ценности [702]. В обоих случаях скорее создавался самообраз, нежели шел процесс интроспекции.

Поскольку никаких записей Александры не сохранилось, и она была еще слишком мала для уроков в годы, когда Андрей почти ежедневно делал записи в «почтовых сношениях» и своем первом дневнике, идеи Андрея о воспитании неизбежно вращаются вокруг Алексея. Сохранилось три дневника Алексея. Первый он начал в день своего десятилетия (1835) и очень нерегулярно вел на протяжении нескольких месяцев. Этот дневник когда-то сильно намок, и сегодня можно прочитать лишь небольшие его отрывки. Второй и третий дневники полностью сохранились. Второй дневник был подписан Алексеем как «Дневник воспитанника », то есть ученика, объекта нравственного просвещения. Как и первый дневник, он состоит из небольших, узких листов бумаги, сшитых вместе в виде книжки. Дневник охватывает проведенный дома период первых летних каникул Алексея после того, как он начал учиться в Московском дворянском институте. На протяжении этих каникул 1838 года он каждый день вел записи, начиная с поездки из Москвы в июне и заканчивая возвращением туда в августе. Третий дневник велся в переплетенной в оранжевую кожу записной книжке, записи в которой в январе 1842 года начала делать Наталья (они занимают первые шесть страниц). За почти целый год (1847–1848) Алексей исписал все оставшиеся листы в книге. Третий его дневник (как и второй) знаменует важную веху в жизни автора: он начинается с описания поездки в Вильно и начала его армейской службы, охватывает почти весь первоначальный период строевых занятий (в это время Алексей подробно описывает каждый день) и заканчивается в тот момент, когда он отправляется участвовать в первой в ходе действительной службы кампании. Как и «Дневник воспитанника», дневник из Вильно отличается исключительной аккуратностью почерка и шаблонностью содержания (составляя разительный контраст с сохранившимися письмами взрослого Алексея, где из‐за ухудшения его зрения почерк неразборчив и некоторые фразы совершенно нечитаемы).

В 1835 году Алексей начал свой первый, детский, дневник словами: «Подарил мне Папинька сию книжку на память сегодняшнего дня моего рождения с тем чтобы я записывал в ней ежедневно свой журнал» [703]. Второй и третий дневники тоже велись по требованию Андрея и предназначались для его чтения. В «Дневнике воспитанника» есть примечание: «…чувствуя от дороги усталость, после обеда уснул. Папинька рассматривал мой аттестат и учебные мои книги» [704] Там же. Д. 71. Л. 2 об. . В 1850 году Андрей «перечитал» дневник, который Алексей вел в Вильно, и оставил отметку об этом на задней обложке [705] Там же. Д. 83. Л. 127. Алексей оставил в своем «Дневнике воспитанника» комментарии, показывающие, что он сам перечитывал его в 1845 году, спустя семь лет после написания (Там же. Д. 71. Л. 14). . Помимо почтительности выражений, есть и другие свидетельства того, что Алексей вел свои дневники для родителей. В дневнике из Вильно Алексей сделал ошибку, сначала обратившись к читателям напрямую (использовав местоимение «Вам»), а затем зачеркнул обращение и заменил его словами «Папиньке и Маминьке» [706] Там же. Д. 83. Л. 50. «Утро зан. письмом в Дорож. Приходил Вас. Сем. Рубанов и просил меня написать и от него почтение Вам Папиньке и Мам-ке». . Как и дневники, некоторые другие сохранившиеся бумаги, написанные рукой Алексея до 1850 года, бесспорно, являются письменными элементами образовательной программы: тетрадь с французскими упражнениями и немногие формальные записи в «почтовых сношениях», адресованные Якову Чернавину и Тимофею Крылову, – каждая из них написана по строгим лекалам эпистолярного этикета [707].

Во всем, что написано Алексеем, неизменно звучит голос Андрея. В школьных дневниках Алексей жаждал порадовать отца и бывал пристыжен, когда тот его журил. Прилежная учеба Алексея и то, как Андрей откликался на каждый поступок мальчика, составляют основное содержание записок Алексея, в особенности – первого его дневника, что демонстрируют приводимые ниже фрагменты [курсив автора]:

Учился у Папиньки делать конвертики. Папинька хвалил меня за хороший почерк. ‹…› Папинька экзаменовал меня из Закона Божия и француского языка, и остался мною весьма доволен , после чего осматривали конюшну и ригу. ‹…› Папинька экзаменовал меня из немецкого и латинского языков, и опять похвалил , примолвив чтоб я и во втором классе также старательно учился как и в первом. ‹…› После обеда папинька заставил меня переписать список воспитанников Институтских и почерком моим был очень доволен , за что и подарил мне картинку. ‹…› Папинька занялся со мною француским чтением, и был мною очень доволен. ‹…› после обеда папинька взял меня с собой в гости в село Зимёнки к господам Култашевым где меня очень хвалили ‹…› Утром папинька заставлял меня читать первую главу француского Телемаха и весьма меня хвалил за хорошее чтение [708] Там же. Д. 71. Л. 2 об. – 6. «Телемах» был традиционным просвещенческим текстом для детского чтения, и сама Екатерина II учила по нему внуков и наследников престола. .

Такие записи об уроках или совместных с «Папинькой» занятиях лишь изредка перемежаются краткими замечаниями о гостях или случайными подробностями относительно лошадей. В целом складывается впечатление, что в те годы «Папинька» был центром жизни Алексея. Обратное тоже верно, хоть и в меньшей степени.