Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима

Чтобы невзгоды твои перечислить, злосчастный учитель,
Мало и дважды пяти алгорисмических цифр.
Ежели сетуем мы на жалкую жизнь человечью,
То невозможно молчать и об уделе твоем.
Сердце сгорает в тебе ревнительным жаром науки,
Тело тебе истомил голод парижских столов.
Истинно, город Париж есть рай для тех, кто богаты,
А неимущим жильцам это бездонная топь.
Был горнилом твоим Орлеан, где классики чтятся,
Бьет мусический ключ, гордый стоит Геликон.
Бледным, тощим, нагим ты домой воротился оттоле,
И без плаща на плечах, и без гроша за душой.
Нынче же стали тебя гнести, сожигать и коверкать
Долг, и рвенье, и страх из‐за твоих школяров.
Бодрствуешь ночь при огне, готовя урок повседневный,
Чтобы его преподать и обезглаветь совсем.
Многой тоскою объят, одиноко на кафедре сидя,
Должен ты скорбно собрать, что кому было дано.
Обременяет тебя декламации ранней обуза
И продолженье ее из ученических уст.
Так предмет изложить, чтобы отрокам стал он посилен, —
Это есть тягостный крест, вечная ноша твоя.
Слушать стихи, об ошибках судить, обтачивать строчки —
Ах, нелегко врачевать виршеписательский зуд!
Каждый день в диктовках своих ты желаешь здоровья, —
Только тебе самому, верно, здоровым не быть.
Кафедре той, где с козьей шерсти ты учение правишь,
Часто случается быть креслом судейским твоим.
Детские души порой бывают чреваты раздором,
Уши твои подчас режет раздавшийся плач.
Ты же, выслушав тех и других и составивши мненье,
Должен его преподать с помощью хлесткой лозы.
Карой вину настигать – нелегкая это забота,
И безнаказанною часто бывает вина.
Ежели ты у юнца оставишь вину без вниманья, —
Пылкий отец на тебя высыпет грубую брань.
Ежели, наоборот, юнец получил по заслугам, —
Тоже готовься принять ругань, попреки и гнев.
Столько и чисел нельзя сыскать на таблице счисленья,
Сколько распрей и свар перед тобою кипит.
Неучей буйных толпу удержать от насилья и драки —
Это не честь, а беда: кто испытал, подтвердит.
Много меж тем и невежд, учеными быть притязая,
К кафедре лезут твоей: все их посулы – ничто,
Мудрость их – имя без вещи, а плата им – вещь, а не имя;
Имя у них на виду, суть их сокрыта внутри.
И неученый ученых теснит, неученый угодней
Тем, кто за вескую мзду даст им опору в себе.
Филину жаворонок, гусям попугай, галке лебедь
И Филомела сама ворону место дает.
Но, утомленная долгим путем, сдержу мои стопы:
Здесь пресекается шаг разноразмерных колен».

Просит влюбленный любви, как древле Назон у Коринны
И у Елены Парис благоуспешно просил.

Нет мне надежды на жизнь, и вот, как лебедь прибрежный,
Смерть почуяв свою, эту слагаю я песнь.
О, звезда между звезд, бриллиант девичьего круга,
Целого мира краса, светоч натуры, привет!
Ты – мой от века удел, отрада моя и услада,
Ты – исцеленье от мук, нет без тебя мне любви.
В горьком сомненье тебя умоляю, но лучше признаться
10 В смертных ранах моих, чем, умирая, молчать.
Мне упованье велит дерзать, а страх воспрещает,
И в колебанье моем страсть указует: «Пиши!»
Благоговейно склонясь пред тобою, тебе предаюсь я, —
Пусть же милость твоя даст мне желанный покой.
Ты озаряешь меня сияньем, живишь благодатью,
Лик твой – пища для глаз, сам же я – пища любви.
Бледность моя и вздохи мои выдают мою жажду,
Сохнет тело мое, изобличая любовь.
В каждом слове моем, в каждом взгляде, в движении каждом
20 Весть о страсти моей, глас о жестокой любви.
Ты мне смертная казнь и ты мне крестная мука, —
Лишь о твоей красоте целыми днями томлюсь.
Ночью на ложе моем испускаю стенанья и стоны;
Изголодавшись во сне, влажно блуждают глаза.
Ночью воочью стоишь предо мной, – любуюсь любимой
Шеей, лилеи белей, лбом, как слоновая кость.
Всем хороша ты, и статной походкой, и светлой улыбкой,
И остротою речей в юной твоей простоте.
Мнятся мечте поцелуи твои, объятия манят,
30 Праздной влекусь я мечтой к ложу стыда твоего.
Мнятся Венерины царства, еще не покрытые пухом,
Царства, таящие сласть в недрах медовых своих.
Это мечта; но если мечта поженится с былью,
Буду блаженнее я, чем громовержущий бог.
Божеской волей моей тебе назначаю я ложе,
Перед тобою излив ласки, моленья, слова,
Речи мои изливаю, Улиссовым мечу чеканом
Каждое слово мое – так обольщают богинь.
Слов подсказчик моих – искуснейший в мире вития:
40 Пламень жаркой любви, рвущейся к цели своей.
Видя тебя пред собой, я словно звезду свою вижу,
И, побледнев, ослабев, я цепенею, любя.
Нем становлюсь, смеркается ум, безмолвствуют речи,
Дух витает вовне, робкое слово дрожит.
Заговорить решась, не решусь, и начавши, не кончу,
Слово со словом и мысль с мыслью утратили связь.
Ум похитила мой Венера жестокая, ибо
Перед тобою моя стала невеждой любовь.
Все пять чувств у меня единой Венере покорны,
50 Зренью вослед торопясь общую службу служить.
Горше всего для любви утратить дары осязанья —
Что не дано наяву – в воображенье придет.
Вид твой питает мой взор и дразнит мое осязанье —
Сладость вкушают глаза, голодом мучится ум.
Ежели дастся покой, и сон благодетельным гостем
Томные вежды сомкнет – это во славу твою.
Мне в страданьях моих сострадают ночные виденья —
Сон благодетельный мне мнимую негу дарит.
Зло, которое въяве, – добром, которое мнимо,
60 Рану – бальзамом мечты лечит целительный сон.
Образы ночи меня ободряют, обманы ласкают,
Мнимости благотворят, зыбкие лики целят.
Я пробуждаюсь, встаю, вздыхаю, и внутренний враг мой
Вновь предо мною, и вновь гнет меня гневный Амур.
Припоминаю ночные утехи, о призрачных ласках
Вспомню, и сердце мне жжет память минувших услад.
Жалуюсь горько, что ночь коротка; мимолетная радость
Пленному сердцу милей, чем повседневная боль,
Вот мечта моя, вот мольба моя; ты мне причина
70 Муки, ты для меня стань исцелением днесь.
Страх терзает меня, отчаянье мучит мне душу,
В тщетном желанье моем скорбной кончиной грозя.
Знай, что твоя красота угрожает пороком себе же —
Омут злонравий людских топит людскую красу.
Только злонравье твое меня в отчаянье ввергло —
Мачеха добрых чувств, матерь жестоких и злых.
Горе несчастному мне! Я вижу: лилейная прелесть
Зимний скрывает мороз, злобный питает обман.
Тень омрачает лучи, червяк под розовым стеблем
80 Тлит цветущий цветок, роза без розы грустит.
Розу губят шипы, дуновение губит лилею,
Зеркалу гибель – туман, солнца сиянию – ночь.
Червь крадет цветок у цветка, затмевается мраком
Солнце, денницу темнит всеиссушающий Нот.
Лик пленителен твой, но твою красоту повреждает
Веред гордыни, увы, в розовых этих устах.
А ведь умеют они благосклонными быть, снисхожденье
Знать и покорную лесть в нежных словах изливать.
Если бы всех ты равно отвергала, поверь, я не стал бы
90 Твой добродетельный пост тщетной мольбой сокрушать.
Но ведь меня одного ты гонишь, а рыцаря любишь:
Страсть презираешь мою, страстью к другому горя.
Гнусь я – он горд; молю я – он царь; пригубил я – пьет он;
Я вдалеке – он вблизи; я потянусь – он берет.
Я позабыт – он в чести; я пылаю любовью – он тлеет;
Он избранник – я червь; он торжествует – я раб.
Он наслаждается – я терзаюсь; он властен – я предан;
Он наступает – я прочь; он попирает – я в прах.
Я засеваю – он жнет; я охочусь – ему вся добыча;
100 Требует он – я прошу; царствует он – я клонюсь.
Таю – он тверд; терплю – он гнетет; стенаю – смеется;
Я в нищете – он богат; я лишь люблю – он любим.
Вот чего я боюсь, и ты – причина боязни;
Страх – сородич любви, страх – и сообщник любви.
Страх разлучает друзей, страх женщину делает мерзкой,
Страх протечет, как река, – станет соперником друг.
Я уйду – он придет; я дам – он даст, соревнуясь;
Чувствую, в сердце моем ревностью вздута любовь.
Я страдаю, а действует он: страданье от действий
110 Отделено; переход – не для того, кто влюблен.
Да, спряженье любви в страдательном скрыто залоге,
И для меня «любить» – непереходный глагол.
Где же действию быть? На себя лишь оно обратимо:
Мучусь, томлюсь, бешусь – в этом страданье мое.
Я люблю, но я не любим: глагол злополучный
Сам о спряженье своем, недоучась, позабыл.
«Я люблю» – плачевнейший звук! но сделай замену
«Лю» на плавное «им» – будет блаженнейший звук!
«Я любим» – и счастье со мной, и боюсь лишь отмены
120 Слога слогом, чтоб вновь не получилось «люблю».
Если расплавится плавное «им», то расплавится сердце:
С плавной согласною сам, плавясь согласно, сольюсь.
Вся надежда моя – на стойкость плавного слога;
Ах, надежда слаба: плавность скользит из-под рук.
О, какими цепями сковать мне флексию с корнем?
Горек корень любви, коль во взаимность не врос.
«Я любим» – есть мужеский род, а женский – «любима»;
В мужеском роде, увы, это словцо не в ходу.
Как же иначе? Слова «я любим» бескорыстием дышат,
130 В жизни же нашей царит своекорыстия тлен.
Может ли кто сказать «я любим»? Никого не полюбят,
Если подарка не дашь: любят не давших, а дань.
Если посредником в деле не выступят властные деньги —
Не приведет ни одна к цели желанной тропа.
Просишь меня о подарке? Люби не меня, а подарок!
Что принесут, принимай; тех, кто принес, прогони.
Деньги всеми любимы, любовь безденежна страждет:
Всем, что владела любовь, ныне владеет кошель.
Даром должны дариться дары, велит нам Венера,
140 Ибо с торгов благодать блага не может нам дать.
Род мой смущает тебя? Поверь, я из знатного рода,
А добродетель во мне – знатность вторая моя.
Действовать дай мне залог! Откажись отказывать доле!
Вдоволь страдав за тебя, действие я заслужил.
Ведь никому не дано целомудренной быть и красивой:
Враг стыда, красота служит Венере одной.
То, о чем я молю, ты дашь или мне, иль другому:
Более я отстрадал, большего я заслужил!
Твой я и буду твоим; склонись к молящему слезно,
150 Верности клятву прими, в муках его исцели!
Быть благосклонной спеши: промедление – враг обещанья,
Ибо мешает оно меру заслуг оценить.