Владимир Фромер - Солнце в крови. Том второй

— Если пуля предназначена тебе, — разъяснял он как-то, стоя над струхнувшим солдатом, забившимся в щель во время обстрела, — она тебя найдет, где бы ты ни был.

В Войну Судного дня Амер командовал взводом, укрепившимся на сто пятой высоте. Накрытый огненным валом, взвод Амера вцепился в землю, истерзанный, но живой. И продолжал сражаться. Сирийцы не стали тратить время на штурм маленького редута и обошли его.

В Ливанскую войну майор Амер командовал батальоном бригады Голани, штурмовавшим пригород Бейрута. По своему обыкновению, лез в самое пекло и был ранен в лицо осколками снаряда. Врачи предписали ему полный отдых в военном санатории в течение месяца. Амер усмехнулся и сказал:

— Я возвращаюсь в Ливан. Если хотите мне помочь, то дайте антибиотики. Я захвачу их с собой. Но могу и обойтись.

— Да ты, парень, псих, — возмутился врач. — Ты ведь можешь получить мозговую инфекцию. А эти ожоги? Ты же с ног валишься…

Бойцы онемели, увидев своего командира с мешочком антибиотиков в руках, с покрытой свежими шрамами физиономией.

Была у Амера девушка, Эстер Охана, застенчивая красавица, служившая в батальоне, которым командовал ее избранник. После войны они решили пожениться. Уже назначили день свадьбы, уже созывали гостей.

2-го февраля 1983 года они выехали из дома родителей Амера в Беер-Шеве в Иерусалим, навестить замужнюю сестру Эстер. Военная машина «рено-4» шла на большой скорости — жених любил быструю езду. Откуда он мог знать, что беда притаилась за поворотом? Большой камень ударил в боковое стекло с силой, помноженной на скорость машины.

Амер удержал руль, проехал еще несколько десятков метров и остановился. Голова Эстер безжизненно откинулась назад, по лицу бежала тонкая струйка крови. Амер заплакал. Его бойцы никогда бы не поверили, что этот человек может плакать…

Острый, как бритва, осколок стекла проник Эстер в мозг. По приказу командующего округом потерявшая сознание девушка была доставлена на вертолете в иерусалимскую больницу «Хадасса». Две недели врачи боролись за ее жизнь. Две недели Амер не отходил от ее кровати, вглядываясь в такое спокойное, мраморной белизны лицо. Потом она умерла. Сразу после похорон Амер, с воспаленными глазами, осунувшийся, вернулся в свою часть. С тех пор он никогда не говорил об Эстер. Ни разу не посетил ее родителей. Видно, есть предел тому, что может вынести человек.

Служба безопасности нашла убийц Эстер. Их было пятеро — арабских парней, превративших ненависть к Израилю в основной стимул своей жизни. Военный суд приговорил их к тюремному заключению сроком от 11 до 13 лет. Амер приехал на суд прямо из Ливана. На убийц он смотрел с такой ненавистью, что военный прокурор Амнон Страшнов велел ему сдать оружие, если он хочет остаться в зале. Амер встал. В глазах его появился странный блеск.

— Это ты мне говоришь в присутствии убийц Эстер? — спросил он тихо.

— Не делай глупостей, майор, — предупредил Страшнов. Амер молча вышел.

Через несколько месяцев Амер прочитал в газете, что убийцы его невесты освобождены в рамках сделки по обмену военнопленными с организацией Ахмеда Джибриля.

Никто не может обвинить полковника Амера в левых взглядах и, тем более, в проарабских настроениях. Генерал-майор Ицхак Мордехай, хорошо знавший Амера и высоко ценивший его профессиональные качества, став хозяином Южного округа, предложил способному офицеру возглавить военное командование в Газе, где находился эпицентр интифады. Амер согласился и в короткий срок добился значительных успехов. Ликвидировал боевые ячейки организации «Исламский джихад». Волнения подавлял с крутой беспощадностью, не выходя, однако, за рамки, предписанные инструкциями.

Независимый характер Амера и его популярность раздражали Мордехая. Между командующим и его подчиненным начались конфликты.

Ицхак Мордехай никогда не принадлежал к числу тех, кому слепо повинуется своенравная судьба. Его военная карьера шла со скрипом. Ему всегда приходилось доказывать тяжким трудом, что он лучше других. Иной офицер с его военной биографией наверняка считался бы восходящим светилом. Он был мальчиком, когда его семья репатриировалась из Ирака. За его плечами трудное детство в квартале бедноты в Тверии. Потом армия, офицерские курсы, после которых он, один из лучших выпускников, стал командовать ротой парашютистов.

— Откуда он? — интересовались способным пареньком командиры. — Из Ирака. — А-а-а, — понимающе тянули командиры. И Мордехаю, чтобы проявить себя, приходилось быть лучшим из лучших. Его рота — лучшая в батальоне, батальон — лучший в полку, полк лучший в дивизии и т. д.

Все это наложило отпечаток на характер талантливого офицера. Мордехай, яркий индивидуалист, строил отношения с подчиненными на централистских началах. К вверенным ему войскам относился как к своему индивидуальному хозяйству, в котором все должно быть образцовым. От своих людей требовал не только полной отдачи, но и беспрекословного подчинения. Генерал подавлял личную инициативу подчиненных. Он был нетерпим к критике снизу и нелоялен по отношению к тем, кто обладал сильным характером и независимостью мышления. Мордехай сделал впоследствии блестящую политическую карьеру. Вступил в Ликуд, стал министром обороны.

Амер ушел из Южного округа, хлопнув дверью и нажив в Мордехае смертельного врага. Но долгое время он не хотел выносить «сор из избы» и отправлял восвояси дотошных журналистов, желавших взять у него интервью. Нарушил молчание Амер, лишь когда ему пришлось выступить свидетелем на процессе бойцов бригады Гивати, обвиненных в неоправданной жестокости при подавлении беспорядков в Газе.

Перед вами выдержки из показаний Амера. Я ничего в них не менял.

Интифада началась неожиданно для всех нас, хотя ее зловещие, не сулящие ничего доброго признаки уже давно маячили на горизонте. Вспышка интифады застала меня на посту командующего дислоцированными в Газе войсками. В первые же дни я понял, что беспорядки эти крутого замеса и обычными мерами с ними не справиться. Но ответственность за планирование оперативных действий с меня сразу же была снята и передана бригадному генералу Яакову Ору. Командующий округом принял это решение исходя из того, что я лично руководил своими людьми, пытавшимися «гасить пожар». Я выходил из дому на рассвете и возвращался поздно ночью. «Должен же быть хозяин у тебя в штабе», — сказал мне Ицик Мордехай и назначил Яакова Ора.

Бригадный генерал даже не обосновался в Газе, а предпочел остаться в своем штабе, изредка приезжая ко мне с директивами — расплывчатыми, непонятными и невыполнимыми. «Я — генерал, — сказал мне Ор, — и вижу все издалека. Мое дело отдавать приказы. А выполнять их будешь ты». Ор считал вспыхнувшие волнения явлением незначительным и преходящим. Командующий округом быстро понял всю несостоятельность Ора как стратега, отстранил его и все взял в свои руки.