Хэлфорд Маккиндер - Географическая ось истории

В 1876 году Турция снова попала в беду, и снова ее поддержала Великобритания, на сей раз без Франции. В результате удалось предотвратить усиление России и падение Константинополя, но ценой того, что немцам позволили сделать первый шаг к балканскому коридору – Австрия получила в управление славянские, принадлежавшие ранее османам провинции Босния и Герцеговина. В этом случае британский флот, с согласия турок, прошел через Дарданеллы в пределах видимости минаретов Константинополя. Значительный сдвиг в направленности российской политики еще не случился; ни Россия, ни Великобритания не предвидели экономических методов наращивания живой силы, к которым собирался прибегнуть Берлин.

Когда мы оглядываемся на ход событий на протяжении ста лет после французской революции и трактуем Восточную Европу как основу того, что стало позднее важным фактором мировой политики, разве нам не кажется, пусть викторианской эпохе было привычно считать европейскую политику обособленной от неевропейской, что на самом деле никакого разделения не было и в помине? Восточная Европа повелевала Хартлендом, ей противостояло морское могущество Великобритании, на расстоянии более чем в три четверти границы Хартленда, на территории от Китая и Индии до Константинополя. Франция и Великобритания, как правило, действовали сообща, оберегая Константинополь. Когда в 1840 году в Европе возникла опасность войны из-за ссоры между хедивом и султаном, все взгляды инстинктивно устремились на Рейн, где укрепляла свои форпосты Пруссия. Именно тогда сочинили знаменитую немецкую песню «Wacht am Rhein» [180] «Дозор на Рейне» ( нем .), песня, чрезвычайно популярная в Германии в годы франко-прусской и Первой мировой войн. В современной массовой культуре эту песню можно услышать в нескольких известных фильмах – в частности, в «Касабланке» М. Кертиса, в «Берлин, Александерплац» Р. Фассбиндера и в «Железном небе» Т. Вуоренсолы (с новым текстом). ! Но война, грозившая Франции, могла вспыхнуть не из-за Эльзаса и Лотарингии, а из-за России; иными словами, конфликт разгорелся между Восточной и Западной Европой.

В 1870 году Великобритания не поддержала Францию в противостоянии с Пруссией. Учитывая дальнейшие события, разве не оправданно задаться вопросом, а поставили ли мы в этом случае на ту лошадь? Но островитян по-прежнему слепила победа, одержанная при Трафальгаре. Они узнали, что значит наслаждаться морским могуществом, пользоваться полной свободой в океане, однако забыли о том, что морское могущество в значительной степени зависит от продуктивности баз и что Восточная Европа с Хартлендом вполне в состоянии создать мощную морскую базу. Более того, при Бисмарке, когда центр тяжести Восточной Европы начал смещаться из Петрограда в Берлин, современники, что в целом вряд ли удивительно, не сумели оценить «домашний» характер ссор между тремя автократиями и увидеть подлинный раскол, воплотившийся в войне Пруссии с Францией.

Искрой нынешней Великой войны в Европе стало восстание славян против немцев. Первым звеном в цепочке событий, которые привели к войне, была австрийская оккупация славянских провинций Босния и Герцеговина в 1878 году, а также союз России с Францией в 1895 году. Антанта 1904 года [181] Entente cordiale, букв. «сердечное согласие» ( фр .), совокупность колониальных договоренностей между Великобританией и Францией. между Великобританией и Францией не имела такого значения; две страны в девятнадцатом столетии чаще сотрудничали, чем враждовали, но Франция быстрее осознала, что Берлин заместил Петроград в качестве главной угрозы из Восточной Европы, а политика двух стран, кроме того, несколько лет определялась различными по характеру соображениями. Западная Европа, равно островная и полуостровная, по умолчанию сопротивлялась любой державе, которая пыталась организовать ресурсы Восточной Европы и Хартленда. С этой точки зрения британская и французская политика на протяжении столетия приобретает логичность и выглядит вполне последовательной. Мы были против наполовину германского русского самодержавия, потому что Россия являлась доминирующей, грозной силой в Восточной Европе и в Хартленде почти полвека. Мы были против германского кайзера, потому что Германия перехватила инициативу в Восточной Европе у русского самодержавия и явно намеревалась разгромить мятежных славян ради собственного господства в Восточной Европе и Хартленде. Немецкая Kultur и все, что за нею стоит применительно к организованности, превратили бы господство Германии в казнь скорпионами, если сравнивать эту кару с наказанием русскими кнутами.

До сих пор мы рассматривали соперничество империй с точки зрения стратегических возможностей и пришли к выводу, что Мировой остров и Хартленд являются исходными географическими реалиями в отношении морской и сухопутной силы, а также определили, что Восточная Европа, по существу, есть часть Хартленда. Теперь нам предстоит рассмотреть экономическую реалию живой силы. Мы видели, что наличие базы, не только безопасной, но и производительной, жизненно необходимо для морского могущества; производительная база должна обеспечивать как обслуживание кораблей, так и всю сухопутную деятельность, связанную с судоходством. Сегодня в Великобритании это понимают куда лучше, чем когда-либо ранее. Что касается сухопутного могущества, мы убедились, что всадники на лошадях и верблюдах не смогли в прошлом создать сколько-нибудь прочные империи из-за недостатка живой силы и что Россия – это первый насельник Хартленда, обладающий по-настоящему многочисленной и грозной живой силой.

Но живая сила вовсе не сводится исключительно к подсчету поголовья, хотя, при прочих равных условиях, численность и вправду обретает решающее значение. Также эта сила определяется не только количеством дееспособных людей, хотя здоровье и навыки, безусловно, чрезвычайно важны. Живая сила, или сила людей, в наши дни, помимо всего остального, очень сильно зависит от организации или, иными словами, от текущей политики, то есть от социального организма. Немецкая Kultur, философия практического действия, таила в себе опасность для внешнего мира потому, что она признавала все реалии, географические и экономические, и мыслила в таких терминах.

«Политическая» экономика Великобритании и «национальная» экономика Германии возникли из одного источника – труда Адама Смита [182] Имеется в виду основной труд А. Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776). . Обе опираются на разделение труда и конкуренцию, которая устанавливает достойные цены для обмена товаров. Следовательно, обе экономики могут претендовать на полную согласованность с той главной чертой мышления девятнадцатого столетия, каковую выделил и описал Дарвин [183] Речь о вульгаризации дарвиновской теории биологической эволюции. . Но эти экономики различаются в понимании единицы конкуренции. В политической экономике такой единицей выступает человек или фирма; в национальной экономике упор делается на состязание государств. От этого факта отталкивался Лист, творец немецкой национальной экономики [184] Речь о Фридрихе Листе, немецком экономисте и политике, теоретике и практике протекционизма. , добивавшийся того, чтобы в прусский Zollverein, или таможенный союз, вошла большая часть Германии. Британские политики и экономисты хвалили Zollverein, считали его континентальным вариантом островной системы свободной торговли. На самом же деле национальная экономика, направляя конкуренцию в большей или меньшей степени вовне, призвана заместить конкуренцию простых людей конкуренцией крупных национальных образований. Если коротко, национальные экономисты мыслили динамично, а политические экономисты мыслили преимущественно статично.