Анатолий Адамишин - Белое солнце Анголы

Начали пересмотр вопроса о снабжении оружием с того участка, который был в моем ведении — Африки. Тут, пожалуй, была после Афганистана наибольшая злободневность.

Потеряв значительное количество военной техники и снаряжения в ходе неудавшегося наступления 1987 года, а затем отхода к Куито Куанавалс, ангольцы обратились к нам с очередной порцией просьб. Они знали, как обращаться — сразу же на самом высоком уровне. Душ Сантуш направил специальное послание М. Горбачеву.

Мы, в МИД, сочли, что это хороший момент как для резкого сокращения военных поставок Анголе, так и для постановки вопроса в более широком плане. Схема наших предложений, внесенных на высочайшее одобрение, была следующей:

а) оружие дать, ибо ангольцы действительно понесли потери и теперь в обороне отражают атаки регулярных частей ЮАР и бандформирований УНИТА;

б) первоначальный запрос Луанды — после тщательной проверки, что просят и что действительно нужно, — сократить самым радикальным образом.

Для столь решительных шагов нужны были серьезные обоснования. Мы упирали на экономическую сторону дела, привели конкретные выкладки, которые показывали, что за 10–12 лет снабжения нашим оружием ангольцы заплатили менее 1,5 % цены полученного. Ясно, что дальше так продолжаться не могло из чисто финансовых соображений. Но и политические факторы говорили в пользу принципиально иного подхода. Коль скоро сугубо военное решение недейственно [43] Ангола, как ранее Афганистан, была ярким примером того, как трудно, если вообще возможно, нанести поражение повстанческому движению, насколько велики у него регенеративные возможности, если оно опирается на поддержку населения или хотя бы его части, как долго и упорно может оно вести войну на изнурение, особенно если речь идет об огромной и по большей части труднодоступной территории. С другой стороны, и оно, это движение, победить организованную силу не в состоянии. Надо искать политический выход. , требуется серьезное переосмысление всего характера нашей военной помощи, ее масштабов, структуры, эффективности. Прежде всего, требовалось направлять ее не столько на наступательные, сколько на оборонительные цели; уделять больше внимания поддержанию техники в исправном состоянии, а не новым поставкам; давать только то, что диктуется реальной необходимостью.

Сравните эти предложения с тем, что практиковалось раньше, и станет очевидно, что перемены намечались фундаментальные. В своих основных чертах они были приведены в жизнь. Такой штрих из последующих событий: как только СВАПО на определенной стадии переговорного процесса взяло на себя обязательство не вести боевые действия в Намибии, маршал С. Ахромеев, бывший в то время начальником генштаба, немедленно распорядился отложить поставки уже выделенного этой организации специмущества.

Что могло служить более убедительным сигналом нашим друзьям? Что могло более красноречиво свидетельствовать о линии на мирное урегулирование, принятой Советским Союзом? И, наконец, что могло более эффективно влиять на позиции Анголы, Кубы, и не только их. А продолжи мы прежнюю линию, когда бы еще добрались до политических решений? Мы воспользовались ангольской, а также эфиопской ситуацией для того, чтобы представить новую концепцию военно-технического сотрудничества с дружественными странами в целом.

Иной характер стали носить и наши рекомендации ангольцам и кубинцам.

В послании М. Горбачева президенту Анголы в начале 1988 года нашла отражение если не новая наша позиция, то значительно изменившаяся. Наш лидер делился своими впечатлениями от недавно состоявшихся бесед с Р. Рейганом, сетовал на то, что американцы не проявили конструктивного подхода.

Мы, кстати, спрашивали себя, почему? И ответ находили следующий. Встреча с американским президентом проходила в условиях, когда Савимби, «борец за свободу», был все еще на коне. Правительственная армия потерпела неудачу. Кубинский военный фактор не был еще задействован на полную мощь. Стоило ли в таких условиях американцам так уж ратовать за переговоры?

Скорее всего, велик был тогда у них соблазн военного решения. Во всяком случае, как стало известно из публикаций позднего времени, ЮАР и УВИТА подталкивали к нему США.

Тем не менее в своем послании М. Горбачев подтверждал нашу поддержку переговоров Луанды с США, советовал, как грамотно вести их. Одновременно отмечалась полезность поддержания прямых контактов с ЮАР: чтобы получать представления о юаровской позиции из первых рук; для перепроверки того, как эта позиция преподносилась американцами (мы все время ставили перед ними вопрос, насколько то, что они передавали нам от имени ЮАР, соответствует действительности); для нейтрализации возможных попыток США быть монопольными поставщиками информации.

Крайне важен новый момент. Советский руководитель проводил мысль о необходимости внесения корректив в тактику борьбы Луанды с УНИТА. О тактике говорилось скорее из дипломатических соображений. На деле речь шла о значительно более серьезном — предложении о прекращении огня, с которым должно было выступить правительство.

Тут стоит вернуться несколько назад.

13 сентября 1987 года в Луанду был назначен новый советский посол — Владимир Николаевич Казимиров. Мы были с ним полные единомышленники насчет того, как нам вылезать из Анголы. Володя с места в карьер взялся за дело. Зная, что плечи его в МИД прикрыты, он с большой настойчивостью стал подталкивать ангольских руководителей к тому, что фактически означало национальное примирение, хотя сам этот термин не употреблялся. В итоге — на фоне общего изменения обстановки в регионе — президент Душ Сантуш стал говорить, что военным путем не решить внутренних проблем Анголы и необходимо реинтегрировать унитовцев в общенациональный процесс. Это было колоссальное продвижение вперед, тем более, что дополнялось оно идеей о прекращении огня на линии фронта с УНИТА.

Душ Сантуш с Казимировым подбросили тогда еще одну мысль — о том, что Савимби должен оставить Анголу, чтобы облегчить договоренность между МПЛА и УНИТА. Это также было весьма здраво, но, к сожалению, так и не осуществилось. В конечном итоге Савимби всех обманул.

В. Казимиров прислал специальную депешу в МИД, я постарался, чтобы она была в лучшем виде доложена министру, а тот — разослал по «большой разметке», т.с. членам и кандидатам в члены Политбюро, секретарям ЦК КПСС, другим руководителям. Отсюда до послания М. Горбачева, с которого я начал эту подглавку, — дело техники.

Характерной чертой советско-американских отношений того периода были исключительно частые встречи министров иностранных дел — до десяти в год. С некоторых пор на них стали обсуждаться проблемы Юга Африки, в большем или меньшем объеме. С начала 1988 года эта тематика стала практически постоянной. Повторялись главным образом те же мотивы, что и в контактах на рабочем уровне. Подход эволюционировал не только с нашей, но и с американской стороны.