Анатолий Адамишин - Белое солнце Анголы

Теперь самое главное — советская политика. К тому моменту, когда началась перестройка (на африканском направлении ситуация менялась медленнее, чем на других участках, руки не доходили), мы находились в состоянии тяжелой конфронтации с США. Здесь не место говорить о причинах, приведших к этому. Факт тот, что гонка вооружений приобрела чудовищный, бессмысленный характер. Милитаризация пронизывала все поры советского общества. Внешнеполитический курс СССР, как и нашего основного противника — США, был глубоко идеологизирован. «Решается земельный вопрос, — сказал как-то в моем присутствии один из высших советских руководителей, — кто кого закопает». Это выражение отражало систему взглядов, в которой воспитывались мы на протяжении нескольких поколений. Общий фон не мог не сказываться и на наших действиях на Юге Африки.

С точки зрения международного права наша позиция была безупречной. СССР выступал за скорейшее предоставление независимости Намибии без всяких условий, считал неправомерным увязывать это с вопросом о пребывании кубинских войск в Анголе, оказывал всестороннюю помощь СВАПО. Мы отвергали, как и подавляющее большинство государств мира, апартеид в ЮАР и помогали в течение десятилетий АНК, в том числе оружием и подготовкой бойцов. Решения Организации Объединенных Наций не только не препятствовали, но, наоборот, поощряли нас в этом, ибо призывали противодействовать расистскому режиму внутри ЮАР и ее агрессивному курсу вовне. С юаровцами не поддерживались никакие контакты, достойные упоминания. Эмбарго на все отношения с нею мы ввели еще в 1960 году, не дожидаясь решения ООН, последовавшего через два года. Мы поставляли значительное количество вооружений, в том числе тяжелого, Анголе. Там у нас находились тысячи советников, прежде всего военных. В несколько меньшей степени это касалось Эфиопии и в еще меньшей — некоторых других африканских государств. Но общий итог военного присутствия был впечатляющий.

Мы также помогали Кубе, в том числе материально, исполнять свой «интернациональный долг». Сами мы, слава Богу, не воевали и человеческих потерь, сопоставимых с тем, что происходило в Афганистане, не несли.

Пропагандистский набор у нас был неплохим: Почему американские войска в Южной Корее могут находиться, а кубинские в Анголе нет? Нельзя ставить на одну доску агрессора — ЮАР и его жертву — Анголу.

Главный упрек, который можно было бы адресовать нашей политике, помимо ее идеологизированности, состоит в том, что поначалу она колебалась между военным решением конфликта (и то лишь его части, касавшейся внутренней обстановки в Анголе) и мирным урегулированием. Причин тому было несколько. Об общем настрое на конфронтацию не говорю, хотя он имел значение, близкое к решающему. Среди местных же факторов на первый план выдвигалась политика ЮАР. Десятилетиями она стояла на своем, не только не уступая, но и пытаясь завоевать новые позиции. Не было видно силы, которая смогла бы изменить ситуацию. Решения мирового сообщества ЮАР ни в грош не ставила, бойкоты и запреты обходила. В главном же своем «аргументе» — вооруженной силе — она была на голову выше. С какой стати правящей Национальной партии было отказываться от лозунга «не допустим красного флага в Виндхуке»? И зачем терять внешнего врага, жупел которого использовался (может быть, в первую очередь), чтобы не делиться властью внутри страны, защищать свои внутренние порядки — апартеид на далеко отодвинутых рубежах? [9] Официальная пропаганда ЮАР усиленно эксплуатировала версию, согласно которой антиапартеидные выступления внутри и вне страны направлялись «рукой Москвы», поставившей своей целью завладеть богатствами Южно-Африканской Республики (гак называемый «total Onslaught» — «Тотальный натиск»). Всеми своими действиями ЮАР показывала: здесь в Намибии — а заодно и в Анголе — мы надолго, если не навсегда.

Ну, а что же отношения с США? Наши специалисты были убеждены, что американцы явно на стороне ЮАР [10] Особенно этим грешили республиканские президенты, прежде всего Р. Никсон и Р. Рейган. , хотя и камуфлируют это. Официальная же советская пропаганда вообще клеймила ЮАР как союзницу американского империализма. Обязательные экономические санкции, которые мог ввести только Совет Безопасности ООН, американцы не пропускали, пользуясь своим правом вето, а те, к которым призывала Генеральная ассамблея ООН, они могли и не вводить. В ходу был тезис о «конструктивном воздействии» на ЮАР, изобретенный, кажется, М. Тэтчер. Мол, нельзя подвергать страну полному остракизму, иначе ее руководители, упрямые буры, совсем ожесточатся. (Как это, к слову, расходится с нынешней позицией англосаксов по Ираку!). Правда, с 1977 года действовал запрет на поставки вооружений, но и он обходился. А как было расценивать тот факт, что и США, и расистская ЮАР на протяжении многих лет имели одного и того же клиента — Савимби, воевавшего против Луанды? Порой они словно соревновались, кто эффективнее помогает УНИТА. И как объяснить, что только эти две страны среди всего международного сообщества, опять же вместе, не признавали правительство Народной Республики Ангола?

С нюансами в отношениях США — ЮАР мы познакомились позже, по мере погружения в эту материю [11] Кстати, юаровцы всячески старались выпятить свои противоречия с США. Когда они наладили контакты с кубинцами, то говорили им (и другим в их присутствии): единственное, мол, что есть общего у ЮАР с Кубой — это плохие отношения с США. . В любом случае, дело до серьезной ссоры с ЮАР у американцев никогда не доходило. Схематически противостояние выглядело так: ЮАР — США — Запад, с одной стороны, прогрессивная Африка — Куба — СССР, — с другой. Да и контактов с США по африканским делам у нас до перестройки было немного, к некоторым же проблемам американцы просто старались нас не подпускать.

Далее. Наши союзники, особенно кубинцы, неизменно убеждали нас, что иначе как силовым давлением тут ничего не добьешься. Конечно, на это нужно время, но капля камень точит. Сила потребуется и в том случае, если речь серьезно зайдет о мирном решении. К упору на военные методы прибегали, чтобы получить от нас новые партии оружия. Причем даже тогда, когда за кулисами велись разговоры с американцами об условиях урегулирования, включая вопрос о выводе кубинских войск. А отношения с некоторыми деятелями временами походили на двойную игру [12] Тут нам требовалась недюжинная выдержка, ибо американцы, стремясь поссорить нас с Кубой или Анголой, не раз подбрасывали «свежагинку», типа того, что ангольцы прямо просят их меньше информировать «Советы» о своих контактах с американцами. Помню, что пару раз я просто припрятывал от руководства информацию о «не совсем корректном» поведении наших друзей, зная, во что она выльется, соответствующим образом раздутая. Это была, так сказать, местная специфика, с которой приходилось считаться. Но в целом, подчеркну: взаимная лояльность в нашем треугольнике, СССР — Ангола — Куба, соблюдалась. .