Наталья Сивкина - Последний конфликт в независимой Греции: Союзническая война 220–217 гг. до н. э.

Скорее всего, этолийцы виновны в развязывании войны не менее ахейцев. Если Арат считал 220 год благоприятным для начала боевых действий, то таким же его видели и этолийцы (Polyb., IV, 3, 3). Македонский царь был слишком молод и неопытен в военных делах и дипломатии, чтобы играть какую-то существенную роль в греческих делах. Столкновение же с одним Ахейским союзом, вероятно, не вызывало опасений этолийцев. Реальную угрозу представляла лишь вся Эллинская лига [188].

Маневры Доримаха в Пелопоннесе можно истолковать, как испытание лиги на прочность. Характерно, что и после битвы при Кафиях все обвинения в адрес Этолии союзники ахейцев восприняли спокойно. Полибий пишет, что «союзники первое время возмущались, хотя не особенно удивлялись, ибо в поведении их не было ничего необыкновенного, напротив, это было в привычках этолийцев» (Polyb., IV, 16, 1–2). Учитывая вышесказанное, можно предположить, что Доримах сознательно не покинул Пелопоннес, когда ему представлялась такая возможность. Он отправил добычу на кораблях (Polyb., IV, 10, 3–4), поскольку награбленное могло стать серьезной обузой при выполнении новой задачи. Освободившись от груза, Доримах должен был выяснить состояние боеготовности предполагаемого врага. Одновременно он мог рассчитывать, что при реализации этой политической акции он сам и его люди не вернутся домой с пустыми руками. Поэтому едва ли следует говорить о том, желал ли Доримах столкновения с ахейцами или нет. В любом случае он был готов к нему. Возможно, предложенная ниже речь Доримаха не имела места в действительности, но она наиболее точно характеризует политику этолийцев. Еще до вторжения в Пелопоннес Доримах, как утверждает Полибий, говорил (Polyb., IV, 5, 7): «Что касается ахеян… то, препятствуя проходу этолийцев, они не должны будут жаловаться, если встретят отпор…; если же они останутся в покое, то замыслы этолийцев осуществятся беспрепятственно».

Таким образом, с одной стороны, столкновение с ахейцами, конечно, было нежелательным для этолийского отряда: отсюда, вероятно, столь осторожный выбор пути. Но и прилагать какие-то сверхусилия, чтобы уклониться от этого столкновения, как показала битва при Кафиях, этолийцы не собирались. Доримаху нельзя отказать в военных способностях. Даже Полибий признает (Polyb., IV, 11, 4), что равнина у Кафий была неудобна для сражения: ее пересекала река и труднопроходимые рвы. Именно эти обстоятельства побудили Доримаха направиться в горы, тем самым он поставил ахейцев в совершенно невыгодные условия, что и решило исход битвы.

С другой стороны, вполне можно утверждать и то, что разгром ахейского войска был необходим этолийцам. Полибий совершенно прав, говоря, что после этого им можно было бы без опасения заняться грабежом (Polyb., IV, 10, 8).

Иными словами, разведка состояния дел в Пелопоннесе и жажда наживы подтолкнула этолийцев во главе с Доримахом к изменению первоначальных планов. Арат, видимо, ожидал мирного разрешения конфликта, о чем свидетельствует роспуск ахейского войска и отход к Клейтору. Известие же о передвижениях Доримаха, вероятно, подтолкнуло Арата к попытке остановить продвижение противника по союзной территории. С этой целью войска Арата и Тавриона двигались явно наперерез Доримаху, отрезая этолийцам все пути к отступлению. Неудивительно, что теперь Доримах думал прежде всего о том, как покинуть Пелопоннес с наименьшими потерями. Когда он отказался от сражения на равнине и стал подниматься в горы, у него появился шанс обогнать ахейцев и покинуть полуостров. Но Арат уже не мог этого допустить. Именно поэтому, невзирая на невыгодную дислокацию, он и напал на противника.

Таким образом, обе стороны были готовы к столкновению и, вероятно, уклоняться от него не собирались. В этом сражении противники испытали силы друг друга. Но наибольшие выгоды сумел извлечь Арат, далеко идущие замыслы которого Доримах едва ли мог предполагать: не остановив этолийцев собственными силами, Арат смог представить их нарушителями мира.

Однако попытка убедить других членов лиги объявить войну этолийцам не удалась. Отправленные к союзникам посольства просили помощи в индивидуальном порядке, собрание совета лиги не состоялось [189]. Можно даже предположить, что македонский царь сознательно отказался от созыва синедров, понимая, что ахейцы добиваются вступления в войну всей лиги. Филипп же был настроен на мирное существование [190]: Македонии требовалось время для восстановления собственного потенциала и создания безопасного тыла, так как на ее границах вновь активизировались дар даны. Поскольку же с образованием Эллинской лиги решение о войне и мире принимал синедрион союзников, то по формальной причине война в тот момент не была провозглашена.

Далее события развивались стремительно. Следующим тревожным фактором оказалось появление в греческих водах двух пиратских флотов иллирийцев. Один — под командованием Скердилаида, родственника ардиэйского вождя Агрона, другой подчинялся Деметрию Фарскому, чьи отряды сражались при Селассии на стороне македонского царя. Заплыв южнее Лисса в конце июля или начале августа [191], они нарушили договор с Римом. В то время как Деметрий грабил Кикладские острова, Скердилаид соединился с этолийцами и совершал набеги на территорию Мессении и Ахайи, а затем принял участие во вторжении в Аркадию, которое непосредственно и привело к объявлению войны. В литературе оно известно как инцидент в Кинефе (Polyb., IV, 17–19).

Согласно Полибию, в аркадском городе Кинефе проахейская правящая партия с разрешения ахейцев позволила изгнанникам вернуться на родину. Вероятно, изгнанниками были сторонники спартанского царя-реформатора Клеомена [192], вынужденные покинуть родину после окончания Клеоменовой войны в 222 г. Кинефа в источниках о Клеоменовой войне не упоминается. Этот полис имел самую малопригодную для жизни область во всей Аркадии (Polyb., IV, 19, 5). Полибий говорит, что в течение «долгих лет» там происходили перевороты, казни и изгнания политических противников, конфискации имущества и передел земли (Polyb., IV, 17). Однако является ли это доказательством борьбы за реформы, подобные тем, что были проведены в Спарте, неизвестно. Возможно, как считает С. К. Сизов [193], речь идет лишь о способе расправы с побежденной партией, когда земли конфисковывались в пользу победителей. Хотя о составе противоборствующих группировок ничего не известно, не стоит все-таки исключать из их числа сторонников Клеомена, поддержавших его в качестве альтернативы Арату. Антиахейские настроения, вероятно, привели часть населения в лагерь этолийцев, как это показали дальнейшие события. В Кинефе был поставлен ахейский гарнизон, однако в 220 г. после достигнутого соглашения и примирения сторон он был выведен. Вернувшиеся домой граждане приняли активное участие в жизни города, некоторые из них были избраны на должность полемархов (Polyb., IV, 18, 4: οι δε πολεμαρχουντες των φυγαδων...).