Наталья Сивкина - Последний конфликт в независимой Греции: Союзническая война 220–217 гг. до н. э.

Подобная цель стояла прежде перед Филиппом II, а в 302 году перед Антигоном Одноглазым и его сыном. В этом отношении политика македонских царей не менялась. Менялись условия, методы, но сама идея господства македонян над Грецией оставалась неизменной. Более того, никогда политика македонских царей в Греции не была столь успешной, как у Досона. Ни Филиппу II, ни Александру не удавалось завоевать симпатий большей части греков. Антигон Одноглазый и Деметрий Полиоркет возглавляли лигу греков очень короткое время, чтобы добиться задуманного. Своими успехами Антигон Досон был обязан, по мнению Г. Бенгтсона [165], своим способностям и необычайно прозорливой политике.

Таким образом, в период 222–220 гг. цари Македонии рассматривали лигу как инструмент расширения македонского господства в Греции; ахейцы же использовали ее для усиления своей федерации. Думается, нельзя говорить однозначно о направленности союза в то время против какого-то определенного противника, поскольку оба — и Арат, и македонский царь, — преследуя каждый свою цель, были заинтересованы в сохранении мира в Греции и закреплении достигнутых успехов.

Однако через два года после завершения Клеоменовой войны Греция вновь была втянута в боевые действия, известные в литературе как Союзническая война 220–217 гг. Согласно Полибию (IV, 3, 1 sqq.), в развязывании военных действий виновны одни этолийцы [166]. Они давно тяготились миром, мешавшим им грабить соседей. В 220 г. ситуация для них сложилась благоприятным образом: македонский царь Антигон Досон умер [167], престол занял молодой и неопытный как в управлении, так и в командовании Филипп V. Имелся и повод к началу действий — измена мессенцев [168]. Именно в Мессении столкнулись интересы двух крупных и влиятельных греческих союзов — Этолийского и Ахейского — в борьбе за сферы влияния в Пелопоннесе. Благодаря дипломатическому искусству стратега ахейцев Арата Мессения в 220 г. порвала союзнические отношения с этолийцами и вошла в состав Эллинской лиги. Этолийцы расценили это событие как casus belli и начали военные действия против лиги.

Полибий так излагает историю дипломатической борьбы за Мессению (Polyb., IV, 5). Стратегом этолийцев в то время был Аристон. Однако по состоянию здоровья он передал всю власть своему родственнику Скопасу. Именно Скопас объявил войну мессенцам, ахейцам и Эллинской лиге в целом, причем не дождавшись союзного собрания и без соблюдения соответствующей процедуры, поддавшись уговорам Доримаха, своего родственника. С юридической точки зрения, это явное нарушение действующего законодательства не должно было быть одобрено народом. Ряд свидетельств (Polyb., IV, 5, 9; XX, 10, 11; Liv., 31, 32, 3) доказывает, что принимать решение о войне могло только этолийское собрание. Ни совет, ни магистраты не могли узурпировать эти права. Более того, существовал обычай: глава государства, т. е. стратег союза, не мог высказывать своего мнения во время обсуждения вопроса о войне (Liv., 35, 25, 7), чтобы не повлиять на исход голосования, поскольку считалось, что, стремясь к боевой славе и добыче, он был лицом заинтересованным [169].

Тем не менее известно, что этолийцы без официального постановления переправились в Пелопоннес и вторглись в Мессению. Этолийские пираты в то же время опустошали берега участников Эллинской лиги, в частности земли Эпира и Акарнании (Polyb., IV, 6,2). Подобные действия Полибий расценивает как объявление войны участникам Эллинской лиги. Однако речь, вероятно, идет не об официальном начале боевых действий, а о разрешении всем желающим отправиться «за добычей» [170]. Столь масштабные действия, формально незаконные с точки зрения устава федерации, явно свидетельствуют о поддержке народом данного решения. Этолийцы даже не остановились перед захватом македонского царского корабля и продажей всей команды и груза в Этолии (Polyb., IV, 6, 1). Причину популярности у этолийцев приведенных выше мероприятий следует искать в договоре Эллинской лиги, запрещавшем пиратство (Polyb., IV, 3, 8) и угрожавшем общей войной нарушителям. Это условие лишило этолийцев значительной части доходов, вызвав среди них недовольство. Поэтому возвращение к традиционной политике было одобрено этолийцами, несмотря на нарушение процедуры.

Любопытен тот факт, что этолийцы не входили в Эллинскую лигу и договор лиги формально не касался их. Тем не менее, они предпочитали соблюдать общее решение о запрете пиратства, вероятно, не желая войны со всей Эллинской лигой. Пока был жив Досон они, хоть и зная о военной слабости Македонии на море, уважали мощь ее сухопутной армии. Теперь же, презирая нового правителя Македонии, этолийцы не опасались вмешательства македонян в греческие дела; угроза общей войны с нарушителем перестала играть для них существенную роль. Этолийцы фактически сами развязали эту войну. И объяснение Полибием такой перемены внешнеполитического курса, к сожалению, не заслуживает доверия: он представил объявление войны результатом злобы Доримаха на мессенцев.

Доримах, согласно Полибию, был отправлен в союзную этолийцам Фигалею для охраны этой области и разведки дел в Пелопоннесе (IV, 3, 7). Туда к нему прибыли пираты, и он — в силу непонятных причин — разрешил им совершать набеги на земли мессенцев (IV, 3, 8–10). Ничего не предпринимая в ответ на жалобы мессенских послов, Доримах тем не менее прибыл в Мессению, но отвечал насмешками и ругательствами потерпевшим (IV, 3, 12–13). Более того, он без видимых причин довольно длительное время оставался в Мессене, чем вызвал неудовольствие эфоров (IV, 4, 1–2). Когда же его призвали в собрание должностных лиц после очередного набега пиратов, он нашел претензии мессенцев, а особенно эфора Скирона, оскорбительными не только для себя лично, но и для всего Этолийского союза. Поэтому, вернувшись в Этолию, он, гневный и оскорбленный, убедил Скопаса в необходимости войны. Такую версию событий предлагает Полибий.

Столь опрометчивое поведение Доримаха в Мессении вызывает противоречивые суждения исследователей. Согласно одной из версий, Доримах намеренно провоцировал мес-сенцев, чтобы найти предлог для этолийского вторжения [171]. Согласно другой — набеги и грабежи были санкционированы им в своих интересах, поскольку он получал долю в дележе добычи [172]. Есть и третье предположение: Доримах прибыл в Пелопоннес, надеясь вернуть Мессению под этолийский контроль. Однако он натолкнулся на твердую позицию усилившейся проахейски настроенной партии и поэтому перешел к открытым враждебным действиям [173].

Действительно, после образования Эллинской лиги 224 г. баланс сил в Греции изменился не в пользу Этолии. Клеомен был разбит и бежал в Египет, где вскоре погиб. В ходе войны образовалась Эллинская лига, которую возглавил македонский царь. В Пелопоннесе союзниками Этолийской федерации оставались лишь Элида и Фигалея. Иными словами, Этолия была полностью окружена землями враждебного альянса. В каком бы направлении федерация ни попыталась расширить свою территорию, везде ей противостояли члены лиги. На севере — Фессалия, Македония и Эпир; на востоке — Беотия, Фокида, Эпикнемидская Локрида; на западе — Акарнания, на юге — Ахейская лига, которая при поддержке Македонии, безусловно, стала самым сильным государством в Пелопоннесе. Начавшееся сближение между Мессенией и давним соперником Этолии — Ахейским союзом угрожало еще большим ослаблением позиций этолийцев и в Пелопоннесе, и на международной арене, что должно было вызвать попытку предотвращения ахейско-мессенского альянса [174]. Поэтому Доримах, скорее всего, был отправлен в пограничную с Мессенией Фигалею не просто разведать дела в Пелопоннесе, а с целью принятия конкретных мер по возвращению союзника в сферу этолийского влияния.