Франс Вааль - Наша внутренняя обезьяна. Двойственная природа человека

Предполагается, что с началом рабочего дня секс и сексуальное желание должны прятаться поглубже. У людей принято четко разграничивать работу и секс. Однако нельзя сказать, чтобы этот принцип так уж строго соблюдался. В прежние времена служанкам обычно предлагали оказывать и другие услуги, кроме готовки и уборки, а в современном обществе романы частенько расцветают в офисах, где в изобилии присутствуют сексуальные намеки и домогательства. Известно, что брокеры с Уолл-стрит празднуют дни рождения со стриптизершами. Но, несмотря на исключения, как правило, социальную и сексуальную сферы люди стараются не смешивать.

Мы отчаянно нуждаемся в этом разграничении, поскольку наши общества строятся вокруг семейных ячеек, в которых наряду с материнской заботой о детях присутствует и отцовская. В каждом человеческом обществе есть нуклеарные семьи, а у человекообразных обезьян их нет. У шимпанзе секс выводится из публичной сферы в единственном случае, когда самец и самка беспокоятся по поводу ревности высокоранговых обезьян. Они назначают свидание за кустами или отходят от остальной группы, и, возможно, такое поведении лежит у истоков нашего стремления к уединению и личному пространству. Если сексуальные отношения становятся источником напряжений, то один из способов сохранить мир – спрятать секс от чужих глаз. Люди заходят в этом еще дальше, пряча не только сам акт, но также прикрывая любые вызывающие возбуждение, или его демонстрирующие, части тела.

Ничего из этого бонобо не свойственно – или свойственно в очень малой степени. Вот почему их часто описывают как сексуально раскрепощенных созданий. На самом деле, если в уединении и подавлении сексуального возбуждения нет нужды, то причем тут раскрепощенность? У них попросту нет никакого стыда, скромности и каких-либо сдерживающих мотивов, кроме желания избежать проблем с соперниками. Когда двое взрослых бонобо занимаются сексом, детеныши иногда запрыгивают прямо на них, чтобы рассмотреть все в подробностях. Или другая взрослая самка может подойти и прижаться своими набухшими органами к одному из партнеров, чтобы поучаствовать в этом приятном занятии. Сексуальной жизнью чаще делятся, чем соперничают за нее. Самка может лежать на спине, спокойно мастурбируя на всеобщем обозрении, и никто из ее соплеменников даже глазом не моргнет. Она быстро водит пальцами вверх-вниз по своей вульве, но также может воспользоваться и ногой, освобождая руки, чтобы вычесывать детеныша. Бонобо – величайшие «многостаночники».

Помимо заявления, что размер пениса выделяет нас среди приматов, Десмонд Моррис утверждал, что оргазм – исключительно человеческое переживание. Однако любой, кто увидит, как самки бонобо погружаются в интенсивный сексуальный контакт, а именно взаимное трение гениталиями, вряд ли сможет поверить этому утверждению. Самки оскаливаются в ухмылке, издают восторженные вскрики, неистово потираясь клиторами друг о друга. Также самки регулярно мастурбируют, а такое занятие не имеет никакого смысла, если они ничего от этого не получают. Из лабораторных экспериментов мы знаем, что не являемся единственным видом, у которого самки испытывают ускоренное сердцебиение и быстрые сокращения матки на пике сексуального акта. Макаки соответствуют критерию Мастерса и Джонсон [19] Первые практические исследования секса проводились в США в 1960-е гг. Уильям Мастерс и его ассистентка Вирджиния Джонсон проанализировали более 10 000 половых актов 382 женщин и 312 мужчин в лаборатории, в результате чего появился доклад «Человеческая сексуальная реакция». – Прим. ред . для человеческого оргазма. Никто не пытался проводить такие же исследования на бонобо, но не приходится сомневаться, что они бы тоже прошли этот тест.

Тем не менее не все умы открыты такой возможности. Одним из самых курьезных научных мероприятий, которое я когда-либо посещал, стала конференция на тему секса. Ее организовали антропологи-постмодернисты, полагающие, что реальность складывается из слов и не может быть отделена от нарративов – историй, рассказываемых нами о самих себе. Я на этой конференции был одним из горстки ученых-естественников, а уж они-то по определению доверяют фактам больше, чем словам. Несложно догадаться, что может пойти не так на подобном мероприятии. Апогеем стал момент, когда один из постмодернистов заявил, что если в каком-либо человеческом языке отсутствует слово «оргазм», то люди, говорящие на этом языке, не могут испытывать сексуальную кульминацию. Естественники опешили. У людей по всему миру одинаковые гениталии и физиология, так как же могут столь радикально различаться их переживания? И что это могло бы говорить о других животных? Разве это в таком случае не подразумевало бы, что они ничего не чувствуют? Возмущенные идеей сексуального удовольствия как заслуги лингвистики, мы начали слать записки с коварными вопросами вроде «могут ли люди дышать, если у них нет слова „кислород“?».

Последний довод Морриса в пользу уникальности человека утверждает, что характерная для нас поза сексуального сношения свидетельствует о тонкой душевной организации цивилизованных людей. «Миссионерская» позиция не только считалась присущей лишь нашему виду, но и рассматривалась как культурное достижение. Но с учетом миллионов лет сексуальной эволюции за нашими плечами я считаю попытки отделить человеческую сексуальность от сексуальности других животных совершенно бессмысленными. Гормоны, побуждающие нас заниматься сексом, и анатомические особенности, делающие эту специфическую акробатику осуществимой и приятной, диктуются биологией. Они далеко не уникальны: то, как это делаем мы, не слишком отличается от того, как это делают лошади или даже рыбки гуппи. По нашим расположенным спереди гениталиям очевидно, что естественный отбор благоприятствовал миссионерской позиции: мы анатомически устроены так, чтобы совокупляться в этой позе.

Те же ученые, которые дали бонобо такое необычное имя, хотели прояснить и их способ спаривания, но эта тема в то время считалась запретной и неприличной. Эдуарду Тратцу и Хайнцу Хеку приходилось прибегать к латыни, говоря, что шимпанзе спариваются more canum (как собаки), а бонобо – more hominum (как люди). Бонобо используют миссионерскую позу весьма охотно, как и множество других. Они знают все позы «Камасутры» и даже некоторые, для нас невообразимые (например, когда оба партнера висят головой вниз, уцепившись ногами за ветку). Однако поза лицом к лицу – особая, потому что она привычна и проста, но при этом дает возможность делиться эмоциями. Детальный видеоанализ показывает, что бонобо следят за лицом партнера и издаваемыми им звуками, регулируя скорость фрикций или потираний в соответствии с вызываемым откликом. Если партнер не вступает в зрительный контакт или иным образом кажется незаинтересованным, пара расходится. По-видимому, бонобо тонко настроены на переживания партнера.