Адриенна Мэйор - Митридат. Отважный воин, блестящий стратег, зловещий отравитель. 120–63 гг. до н. э.

Впавший в подозрительность и жестокость Митридат стал напоминать Александра, который, став в конце своей жизни крайне подозрительным, видел повсюду заговоры и предательства, следил за товарищами и пытал друзей. Но возможно, паранойя и гнев Митридата были усилены серьезной болезнью. Если верить Аппиану, царь перестал появляться на публике, поскольку его лицо покрылось ужасными язвами. Некоторое время он оставался внутри своего дворца на акрополе (гора Митридат), сверху озирая Пантикапей. К себе он допускал только трех евнухов-докторов. Неужели царя отравили?

Эта интригующая медицинская загадка Античности не была в должной мере исследована историками. А. Дагган предположил, что Митридат страдал от сыпи, вызванной «непривычной едой во время его тяжелого путешествия». Представляется более вероятным, что эта болезнь стала результатом серьезного обморожения, полученного во время перехода через Кавказ. Обморожение приводит к появлению волдырей и красных пятен, которые превращаются в бордово-черные пятна некроза и гангрены [513].

Другое возможное объяснение состоит в том, что язвы на лице, так же как и острая паранойя, были результатом долговременного приема мышьяка — части терапии Митридата против ядов. Длительное употребление мышьяка может стать причиной приступов неуравновешенности, галлюцинаций и паранойи. Кроме того, мышьяк провоцирует кератоз, который после десяти — двадцати лет приводит к раку кожи. Следует заметить, что под влиянием обморожения вызванные мышьяком опухоли начинают гнить. Обморожение, соединенное с постоянным приемом небольшой дозы мышьяка и других фотосенсибилизирующих токсинов, таких как рута и зверобой продырявленный, судя по всему, являлось причиной кожного заболевания Митридата [514]. Аппиан говорит, что язвы были излечены (или, возможно, замаскированы) евнухами-докторами. Неизвестно, сколько Митридат не появлялся на публике, вероятно несколько месяцев, избегая столь важного личного контакта со своими сторонниками.

Война была для Митридата последним шансом после неудачных попыток переговоров с римлянами. Теперь, когда он отвоевал Боспорское царство и в свете недавних событий (включая унизительную капитуляцию Тиграна Помпею), Митридат рассматривал способы избежать войн с Римом. Он оптимистично полагал, что сможет заключить соглашение, подобное тому, что заключил Тигран. Итак, в то время, когда Помпей был занят аннексированием Сирии в 64 г. до н. э., он получил сообщение от Митридата, который не только был полным сил непобедимым царем-мятежником в Крыму, но он также следил за действиями Помпея.

Митридат пообещал, что, если Рим восстановит его Понтийское царство, он станет данником Рима. Он не просил ни о чем, кроме того, что уже получил Тигран. Но Помпей отклонил это прошение — Митридат должен был выразить почтение лично, как сделал Тигран. С понятной осторожностью и характерной для него гордостью Митридат отказался. Вместо этого он предложил отправить своего взрослого сына (предположительно, Фарнака, своего прямого наследника) с прошением к Помпею.

Помпей отверг и это предложение. Игнорируя Митридата, он продвигался дальше на юг в поисках приключений и славы. Он пошел войной на евреев в Палестине, захватив их царя и святой город Иерусалим. Поздним летом 64 г. до н. э. Помпей напал на Набатейское царство в Петре (Иордания). Некоторые из его воинов начали роптать, что их командующий уклоняется от своего долга перед родиной — уничтожения реального врага Рима, Митридата. Они слышали о «новом Ганнибале», готовящемся к походу с новой армией через Альпы, чтобы покорить их родину [515].

Действительно, у Митридата всегда были спонтанные планы и обычно он находил способы их осуществлять. Он «воевал с римлянами более 46 лет с переменным успехом», писал историк Юстин. Он испытал «поражение от величайших полководцев Рима только для того, чтобы сделаться в возобновленной борьбе еще могущественнее и снискать еще больше славы, чем раньше». Как заметил Дион Кассий, «сам Митридат не падал духом под бременем несчастий, более веря своим желаниям, нежели силам». Вдохновленный идеей об охране Востока от влияния Рима и мыслью о своем собственном изумительном могуществе, Митридат готовился к войне, которая, как оказалось, стала последней.

Наверное, в это трудное время он часто думал о своих прославленных предшественниках. Дарий посылал шпионов в Италию и намеревался захватить Карфаген, величайшего конкурента Персии в Средиземноморье. Александр, мечтавший о завоевании всей Индии, наталкивался на большие преграды и опасности. Как и его герой, Митридат страдал от тяжелых ран, делился трудностями и сокровищами со своими воинами, «пил из рек, наполненных кровью, переходил потоки по мостам из трупов, спал на траве и соломе, прокладывал путь через снежные горы», претерпевал бури в морях, пересекал засушливые земли. Теперь, несмотря на все поражения, уготованные фортуной, все «осады, преследования, восстания, лишения, бунты определенных народов и поражение царей», Митридат, как и Александр, настроился на «великое предприятие», держался за «большие надежды и отказывался признать поражение» [516].

Митридат считал, что его просьба мирно управлять родным Понтом была несправедливо отклонена. Поэтому он выбирал из трех вариантов: капитуляция, побег или атака. Принять безоговорочные условия Помпея, пресмыкаясь, как Тигран? Ни за что. Митридат также отказался бежать, но, если он оставался, война с Римом становилась неизбежной. Царь вернулся к своему «ганнибаловскому» плану захвата Италии.

Аппиан назвал эту схему «невыполнимой». Современные историки спорят, была ли это рациональная стратегия или признак отчаявшегося, даже поврежденного ума. Мак-Гинг, проанализировав внешнюю политику Митридата, размышляет, не был ли этот «дико нереалистичный» план изобретен римлянами или Фарнаком, чтобы представить Митридата возможным завоевателем мира. Тем не менее в 74 г. до н. э., когда сенат финансировал кампанию Лукулла, Рим поверил, что Митридат намерен захватить Италию с моря. Римские историки этой эпохи спорили, мог ли Александр Великий стать успешным захватчиком Италии, как Ганнибал. Как мы можем увидеть, Митридат пообещал италийским повстанцам, что придет им на помощь, когда наступит нужное время. Некоторые римляне думали, что его план захвата был вполне осуществимым. В сенате Цицерон утверждал, что Митридат, «потерявший свое войско и из царства своего изгнанный, даже теперь что-то замышляет, находясь в странах, лежащих на краю света» [517].