Чарлз Поулсен - Английские бунтари

Обнаруженную во дворце немногочисленную челядь с миром отпустили на все четыре стороны. Весь отряд серьезнейшим образом предупредили, что разгром дворца я вдается актом правосудия и любая попытка хоть что-либо утаить для себя будет считаться обычным воровством со всеми вытекающими отсюда последствиями. Толпа ринулась во дворец, безжалостно круша и ломая все подряд: драгоценные камни в специально принесенных для этой цели ступах раздробили в сверкающую пыль, все остальное, предварительно порвав и разбив на куски, утопили в реке или приготовили к сожжению. Один из повстанцев попытался спрятать под одеждой несколько небольших серебряных изделий, но был уличен и немедленно повешен. Несколько крестьян забрались в винный погреб и напились там до бесчувствия — никто даже не попытался их спасти, когда дворец превратился в огромный пылающий костер, пожравший их вместе со всем тем, что являлось символом могущества и величия герцога.

Успешное окончание этих акций возмездия ознаменовалось братанием с лондонцами, после чего руководителе восстания собрались в доме Томаса Фаррингдона. Там они пришли к окончательному соглашению относительно своих требований юному королю и составили список тех, кто смертью должен был ответить за свои деяния в прошлом или же представлял собой угрозу новой свободной Англии — Англии «короля Ричарда и народа». В число таких лиц вошли прежде всего Джон Гентский, архиепископ Сэдбери, лондонский епископ Джон Легге, королевский казначей Хейл и ряд других. Затем во все города страны были направлены гонцы для оповещения населения и координации дальнейших действий.

В это время король и его советники, к которым добавился мэр Лондона Уолворт, сидели в Тауэре, бессильные что-либо предпринять. В руках восставших находилась столица, основные города графств Кент и Эссекс, а такие все главные дороги. К ним уже присоединилось немало городов и маноров в графствах Восточная Англия, Хертфордшир и Кембриджшир, и можно было ожидать, что их примеру последует множество других. Взбешенный Уолворт требовал незамедлительных действий, обещая в течение одного дня собрать несколько тысяч вооруженных воинов из семей богатых купцов, гарнизона Тауэра (в нем было 600 солдат) и наемников сэра Роберта Ноллиса, находившихся в его владениях совсем недалеко от Лондона. С такими силами, уверял он, можно разбить мятежников у Тауэра, а затем и полностью освободить от них столицу. Однако против этого плана выступил Солсбери, считавший, что стычки с вооруженными повстанцами растекутся по сотням узких улочек города и если к мятежникам присоединятся лондонские ремесленники и подмастерья — а именно этого от них и следовало ожидать, — то все будет окончательно потеряно. По его мнению, следовало всячески тянуть время, игравшее на руку королю, предоставляя дворянству в провинциях возможность собраться с силами и прийти к ним на помощь. Ведь мятежники, говорил Солсбери, темные люди, совершенно неискушенные в государственных делах; они с готовностью поверят слову короля и вполне удовлетворятся несколькими уступками с его стороны. Прежде всего необходимо начать с ними переговоры, выяснить их намерения и пообещать все, что поможет оттянуть время, ибо, чем дольше все это будет продолжаться, тем больше народ будет уставать, постепенно потянется по домам, и вскоре армия мятежников начнет таять сама собой. Вот тогда и настанет момент окончательно сокрушить их военной силой.

Пришел вечер. В наступившей темноте ярко светились походные костры и зарево догорающего Савоя, когда из Тауэра к повстанцам вышли два пожилых рыцаря, боевые доблести которых давно отошли в прошлое. Один из них нес в руках пергаментный свиток, скрепленный печатью короля. Их немедленно окружила толпа. Один из рыцарей взобрался на принесенный кем-то табурет, призвал всех к молчанию и при свете факелов прочел обращение короля: «Пусть крестьяне с миром возвращаются по домам, и король им все простит. Дома они изложат свои обиды и просьбы на бумаге и перешлют ему… Король вместе с лордами и членами Совета рассмотрит их и примет такое решение, которое будет на благо ему, народу и королевству» [24] Anonimalle Chronicle. .

Возможно, повстанцы и были темными людьми, но все-таки не настолько, чтобы принять предложение, подобное этому. Толпа возбужденно загудела, раздались гневные возгласы, отчетливо услышанные всеми обитателями Тауэра, и престарелые посланцы были просто счастливы невредимыми вернуться к королю. А немного позже через уличных глашатаев Уот Тайлер получил новое послание: король приказывал представителям верного ему народа собраться на следующее утро в Майл-Энде, где он своей королевской милостью позволит им высказать все обиды ему лично и постарается, насколько это в его власти, облегчить их судьбу.

В семь часов утра в пятницу 14 июня распахнулись главные ворота лондонского Тауэра, поднялась вверх опускная решетка, подъемный мост мягко коснулся земли по другую сторону рва с водой, и из-под каменной арки на него, горделиво восседая на породистых конях, вступила блестящая кавалькада придворных вельмож, разряженных в шелка, бархат и дама [25] Дама́ — узорчатая шелковая ткань. — Прим. перев. . Король отправлялся на встречу со своим народом.

Впереди процессии в расшитых королевскими знаками плащах красовались герольды; затем следовал королевский оруженосец сэр Обри де Вер, держа перед собой символ государственной власти — громадный обнаженный меч; сразу за ним верхом на крупном коне сам король — маленькая разряженная фигурка с золотой диадемой вокруг головы. Далее, держась как можно ближе к Ричарду, теснилась знать, прекрасно понимавшая, что король остался единственной защитой как их самих, так и всего, что они олицетворяли. Среди них находились три герцога — два единокровных брата короля, герцог Кентский и сэр Томас Холланд, а также командующий войсками наемников сэр Роберт Ноллис. И даже пожилая мать-королева не отставала от них в своей ярко раскрашенной карете. Недоставало только двух знатных вельмож, чьей крови народ жаждал более, чем кого-либо еще, — Сэдбери и Роберта Хейла. Казалось, их специально бросили на произвол судьбы и… повстанцев, поскольку, как все заметили, когда великолепная кавалькада выехала из Тауэра, ворота остались открытыми, а подъемный мост — опущенным, хотя внутри дворца находились два «зловредных советника», вызывавшие лютую ненависть всего народа.

Вряд ли этот выезд доставлял юному Ричарду удовольствие; ведь ему предстояло принести в жертву кого-то из своих друзей и поступиться собственной гордостью монарха. Люди, густой толпой стоявшие на всем пути, в почтении снимали перед ним головные уборы, но злобно указывали на его свиту, выкрикивая в их адрес угрозы и оскорбления. Два раза короля останавливали, чтобы вручить петиции. А когда процессия пересекала зеленые луга Уайтчепела, оба его единокровных брата вдруг запаниковали, свернули на обочину, пришпорили коней и, не разбирая дороги, поскакали куда-то по полям.