Михаил Бойцов - Зодчие, конунги, понтифики в средневековой Европе

Первоначальный раздел сфер влияния в Восточной Европе проходил в бассейне Оки: словене, кривичи в верховьях Волги и территория муромы по летописи были подконтрольны «руси» — мужам Рюрика, вятичи платили дань хазарам. Характерно, что именно этот окский участок торгового пути аккумулировал значительную часть монетного серебра, поступавшего через Хазарию на север, в Верхнее Поволжье, Новгородскую землю и Скандинавию. Центром, где сталкивались (и регулировались?) интересы «руси» и хазар, было городище Супруты, инвентарь которого, свидетельствующий о «дружинном» характере поселения, включает скандинавские и хазарские вещи [218]. Очевидно, что русские купцы должны были делиться частью своей прибыли с местным населением — вятичами, платить пошлину — десятину — хазарскому кагану (о чем сообщает мусульманский географ Ибн Хордадбех в IX столетии) и искать более доходные пути в обход Хазарии.

Исторические моменты, избранные для утверждения в Среднем Поднепровье предводителями русских дружин, весьма показательны. Активность в этот период демонстрировала не только русь, но и венгры. Появление венгров на дунайской границе Византии в 836 г. предшествует посольству «руси» в Константинополь и Ингельхайм, упомянутому в Бертинских анналах под 839 г. Очередной всплеск венгерской активности приходится на 862 г.: согласно тем же Бертинским анналам, в этом году венгры впервые вторглись в Восточно-Франкское королевство. Исследователи давно предполагали, что венгерский поход связан не только с распрями в Хазарии, но и с «давлением» на венгров формировавшегося Русского государства и печенегов. В это время Киев и Днепровский путь, видимо, оказались свободными. Вероятно, «руси» (Аскольду и Диру?) удалось утвердиться в Киеве к 860 г. и совершить поход на Царьград в период венгеро-печенежского конфликта, но левобережье Днепра еще оставалось под номинальной властью Хазарии (и союзных ей венгров). Аскольд и Дир, по летописи, не претендовали на хазарскую дань, собираемую со славян в левобережье.

К началу 880-х годов, видимо, относится восстание венгров с примкнувшими к ним каварами против власти хазар: во всяком случае, совместный поход венгров и каваров на Запад, вплоть до Вены, датируется 881 г. [219]; франки в это время должны были сражаться против норманнов, захвативших Корвейское аббатство, о чем повествуют опять-таки Бертинские анналы [220].

Уходом на запад венгров и каваров смог воспользоваться Олег, наследник Рюрика, явившийся в Киев из Новгорода в 882 г. [221]С пришедшим в Киев Олегом было войско из варягов и словен, которое, по летописи, прозвалось русью.

Присвоение русским князем хазарской дани, собранной с северян и радимичей, и формирование на подвластной Хазарии территории днепровских славян Русской земли — домена киевского князя — очевидно привело к конфликту с Хазарией и к торговой блокаде Восточной (и Северной) Европы: в последней четверти IX в. наблюдается кризис поступления туда восточного серебра; Т. Нунен предполагал, что кризис связан с вторжением в хазарские степи печенегов [222]. Но поступление серебра возобновляется в 910-е годы, когда печенеги, по летописи, достигли Руси [223]; монета поступает через Булгарию Волжско-Камскую из государства Саманидов, минуя хазарские степи: тогда же поток восточного серебра достигает Киева [224].

Поступление монеты на Русь (теми же саманидскими дирхемами насыщался и скандинавский рынок) привело к распространенным со времен Ключевского историографическим построениям о роли международной торговли и денежного обращения в раннем Средневековье Восточной Европы, которые опирались, в какой-то степени, и на содержавшиеся в источниках сведения о дани, которую платили радимичи и вятичи хазарам — последние «по щьлягу от рала» [225]. Неясно, что собой представлял «щляг» — обозначение дирхема у предполагаемых еврейских купцов [226]или передачу германо-скандинавского обозначения весовой единицы (шиллинг) [227], — но очевидно, что дань поступала от земледельческого домохозяйства; даже легендарная дань мечами в «сказании» платилась «от дыма»; также платили дань варягам — «по бѣлѣ и вѣверици тако от дыма». Основой домохозяйства данников Хазарии (и варягов) было земледелие: А. В. Григорьев произвел показательные подсчеты концентрации хлебных запасов в Северской земле [228]; К. И. Красильников напрямую связал концентрацию хранилищ для зерна в поселениях освоивших земледелие степняков-болгар с данью, которую выплачивали хазарам Бул-г-р согласно цитированному письму «царя» Иосифа [229]. Возможно, дань собиралась не в монетном исчислении, а в хлебном эквиваленте, как это было в отношениях с тюрками на Великом шелковом пути [230].

Хлебные печи обнаружены и в упомянутых главных центрах «варяжского присутствия» — в Гнёздове и Новгородском городище [231]. Но «пророчество» из сказания о хазарской дани отчасти сбывается только в княжение Святослава Игоревича: тот присваивает дань с последних славянских подданных хазар — вятичей — и уничтожает каганат. Показательно, что рассказ о хазарском походе Святослава оказывается вставкой в повествование об «освобождении» вятичей от хазарской дани [232], при этом главной целью Святослава оказывается Саркел — Белая Вежа: напомню, что вставкой в текст Начального свода (скорее, первой «редакции» ПВЛ) является и само сказание о хазарской дани. Святослав погибает на порогах от «сабель» печенегов, но его сын Владимир, крестивший Русь, наследует хазарский титул «каган».

doi:10.17323/978-5-7598-2311-7_72-90

Замечательный во многих отношениях текст «Саги о Сверрире» интересен историку и филологу, помимо всего прочего, тем, что это едва ли не единственная сага, созданная по прямому заказу и при непосредственном участии ее главного протагониста, самого короля Сверрира. Здесь нет ни многовекового зазора между событием и его фиксацией на пергаменте, ни проблемы длинной цепочки свидетельств, передаваемых из уст в уста, из поколения в поколение, а потому в иной конфигурации предстает и глобальная саговедческая проблема — проблема достоверности повествования.

Так, практически не вызывает сомнений достоверность имен вещей, фигурирующих в тексте. Имена предметов, будь то оружие, доспехи, шлемы, щиты, боевые корабли или знамена, издавна воспринимались исследователями как явление весьма архаическое, связанное с языческой, и прежде всего с мифопоэтической, традицией [233]. Жизнеописание же Сверрира позволяет убедиться, что во второй половине XII в. эта практика в давно крещеной Норвегии отнюдь не исчезла, но, напротив, была вполне жизнеспособна и актуальна, а возможно, даже переживала очередную волну популярности, своеобразный культурный расцвет [234]. В частности, в саге несколько раз упоминается, что в эпоху гражданской смуты, когда Сверрир добивался норвежского престола, у него было знамя (merki), называвшееся не вполне тривиальным образом — Sigrfluga («Муха Победы») [235].