Борис Соколов - Рейх. История германской империи

И тут же германский Генштаб поторопил политиков с началом войны: «По имеющимся сведениям, и Франция, по-видимому, проводит подготовительные мероприятия к возможной мобилизации. Ясно, что Россия и Франция идут рука об руку в своих мероприятиях.

Следовательно, Германия, если столкновение между Австрией и Россией станет неизбежным, произведет мобилизацию и готова будет вести войну на два фронта.

Для предполагаемых нами, в случае необходимости, военных мероприятий чрезвычайно важным является возможно скорее точно узнать, намерены ли Россия и Франция пойти на войну с Германией. Чем скорее подвигаются вперед приготовления наших соседей, тем быстрее они смогут завершить свои мобилизации. Военное положение становится из-за этого со дня на день все более неблагоприятным и может привести нас к роковым последствиям, если наши предполагаемые противники будут в полном спокойствии подготовляться и впредь!»

В тот же день, 29 июля, Лихновский сообщал из Лондона о своей беседе с Греем: «Британское правительство желает поддерживать и впредь существующую с нами дружбу и оставаться в стороне до тех пор, пока конфликт ограничивается Австрией и Россией. («Это значит, что мы должны оставить Австрию. Неслыханная пошлость и дьявольское фарисейство – зато чисто по-английски!» – возмущался кайзер на полях телеграммы. – Б. С.). Но если бы мы и Франция были вовлечены в войну, то дело сейчас же приняло бы иной оборот, и британское правительство считало бы себя, пожалуй, вынужденным принять спешные решения («Уже приняты», – мрачно заметил Вильгельм. – Б. С.). В этом случае нельзя было бы долго оставаться в стороне и выжидать («Т. е. они нападут на нас», – со скрытым ужасом подытожил Вильгельм. – Б. С.). Когда разразится война, то это будет величайшей катастрофой, какую когда-либо видел мир…

Сэр Э. Грей добавил еще, что его правительство («Мы тоже», – заметил Вильгельм. – Б. С.) должно считаться и с общественным («Новоиспеченным!» – иронизировал кайзер. – Б. С.) мнением («Если правительство захочет, ему легко управлять и вертеть общественным мнением, ибо пресса его беспрекословно слушается», – откровенничал кайзер, невольно признавая, что свобода германской прессы была отнюдь не столь безусловна, как свобода прессы британской. – Б. С.)».

Эту телеграмму Вильгельм сопроводил следующим не слишком парламентским пассажем: «Англия открывает свои карты в тот момент, когда ей кажется, что мы загнаны в тупик и находимся в безвыходном положении! Гнусная торгашеская сволочь пыталась обмануть нас банкетами и речами. Наглым обманом являются направленные в мой адрес слова короля в разговоре с принцем Генрихом: «Мы останемся нейтральными и постараемся поддерживать это состояние так долго, как это окажется возможным». Грей уличает короля во лжи, и этот разговор с Лихновским является лишь проявлением угрызений совести по поводу промелькнувшего у него сознания, что он нас обманул. Вместе с тем это по существу угроза, соединенная с блефом, чтобы разъединить нас с Австрией, помешать мобилизации и взвалить вину за войну на нас. Он знает определенно, что, стоит ему только произнести одно серьезное предостерегающее слово в Париже и Петербурге и порекомендовать им нейтралитет, и оба тотчас же притихнут. Но он остерегается вымолвить такое слово и вместо этого угрожает нам! Мерзкий сукин сын! Англия одна несет ответственность за войну и мир, а уж никак не мы! Это следует публично установить».

А уже на следующий день, 30 июля, Вильгельм, комментируя донесение германского посла из Петербурга, впервые высказал мысль о необходимости «революционизировать» страны Антанты: «Наши консулы в Турции и Индии, агенты и т. п. должны разжечь среди мусульманского мира пламя восстания против этого ненавистного, лживого и бессовестного народа торгашей. Если нам суждено истечь кровью, то Англия, по крайней мере, должна потерять Индию».

Еще 25 июля Австро-Венгрия начала мобилизацию восьми армейских корпусов, что неизбежно вызвало частичную мобилизацию в районах, прилегающих к австрийской границе, и со стороны России. 31 июля оба государства от частичной мобилизации перешли к обшей. Французский посол в Петербурге Морис Палеолог в этот день сообщал в Париж: «На основании всеобщей мобилизации Австрии и предпринимаемых Германией в течение 6 дней тайных непрерывных мобилизационных мероприятий издан был приказ о всеобщей мобилизации российской армии».

На русскую мобилизацию Германия ответила собственной мобилизацией. Дальше сработал эффект домино. 1 августа объявили мобилизацию Франция и Англия. Германский посол в Париже сообщал в этот день: «Премьер-министр заявил мне, что только что изданный здесь приказ о мобилизации вовсе не означает агрессивных намерений. Это подчеркнуто и в самом приказе. Все еще имеется возможность продолжать переговоры на основе предложения сэра Эдуарда Грея, к которому Франция присоединилась и которое она горячо поддерживает.

Против столкновений на границе с французской стороны предприняты меры предосторожности – установлением 10-километровой зоны. Премьер-министр все еще не может отказаться от надежды на мир».

Тем временем Бетман направил России ноту, которая никак не могла быть принята Петербургом. Россию обвиняли в том, что она мобилизовала свои войска, и требовали прекратить все военные приготовления в течение 12 часов. К Австрии же, чья мобилизация и война против Сербии вызвали русскую мобилизацию, никаких требований не предъявлялось. В случае, если Россия не отменит мобилизацию, Германия угрожала начать свою мобилизацию.

Германскому послу Шену в Париж были посланы инструкции, не оставлявшие сомнения, что война против России дело решенное. Бетман рассчитывал, что в этом случае Франция придет на помощь своему союзнику и сама объявит войну Германии, пойдя навстречу германским планам. Канцлер писал: «Несмотря на наше все еще продолжающееся участие в посредничестве и несмотря на то, что мы сами не приняли никаких мер к мобилизации, Россия издала приказ о мобилизации по всей своей армии и флоту. Следовательно, она мобилизовалась и против нас. Ввиду этого мы объявили об угрозе военным положением, за которым должна последовать мобилизация в случае, если Россия в течение 12 часов не прекратит всех военных мер против нас и Австрии. Мобилизация неизбежно означает войну. Прошу запросить французское правительство, намерено ли оно остаться нейтральным в русско-германской войне. Ответ должен последовать в течение 18 часов. Немедленно телеграфировать час предъявления запроса. Необходима крайняя спешность!»

1 августа Николай 11 телеграфировал Вильгельму И: «Я понимаю, что Ты вынужден мобилизоваться, но я желал бы от Тебя такой же гарантии, какую я дал Тебе – что эти мероприятия не означают войны и мы будем продолжать вести переговоры на благо наших стран и всеобщего мира, столь дорогого нашему сердцу. Нашей давно испытанной дружбе должно посчастливиться, с божьей помощью, помешать кровопролитию. Исполненный доверия, срочно ожидаю Твоего ответа».