Борис Соколов - Рейх. История германской империи

Смягчение позиции кайзера, вероятно, было вызвано как соображениями внутренней политики, так и неопределенностью в отношении английской позиции. Германское общественное мнение, казалось, сложно будет убедить в том, что Германии необходимо будет вступать для поддержки Австрии в войну как минимум с Россией только по причине того, что Вена не удовлетворилась почти полной капитуляцией Белграда. Да и настойчивое предложение со стороны Англии посредничества наводило на мысль, что Лондон совсем не обязательно останется нейтральным, если дело дойдет до мировой войны. Однако требование занять Белград в качестве залога фактически открывало зеленый свет австросербской войне. Ведь невозможно было допустить, что сербы без боя сдадут свою столицу. Однако эта суть германских рекомендаций скрывалась за внешне примирительным тоном германских рекомендаций, рассчитанным на успокоение общественности.

В том же примирительном духе Бетман телеграфировал фон Чиршки в Вену в тот же день, 28 июля, еще до объявления Австрией войны Сербии: «Далеко идущая уступчивость Сербии… в случае абсолютно непримиримой позиции австро-венгерского правительства может привести к тому, что общественное мнение всей Европы постепенно повернется против него.

По данным австрийского Генштаба, активное наступление против Сербии будет возможно лишь 12 августа. Вследствие этого германское имперское правительство попадает в чрезвычайно затруднительное положение, так как оно тем временем получает предложения посредничества и конференций со стороны европейских правительств, и если оно будет по-прежнему не отзываться на такие предложения, то, в конце концов, даже в глазах германского народа на правительство ляжет клеймо виновности за мировую войну. А на таком фундаменте нельзя начать успешной войны на три фронта. Настоятельной необходимостью является, чтобы ответственность за возможное распространение конфликта на непосредственно заинтересованные державы пала при всех обстоятельствах на Россию…

Если российское правительство не признает правомерности этой точки зрения (о захвате Белграда в качестве залога. – Б. С.), то и против него будет общественное мнение всей Европы, которое уже начинает отворачиваться от Австрии. Дальнейшим результатом этого будет весьма существенный сдвиг общего дипломатического, а вероятно, и военного положения в пользу Австро-Венгрии и ее союзников».

Объявление Австрией войны Сербии изменило ситуацию. Да и могла ли Вена поступить иначе, раз Берлин до самого последнего момента торопил ее с началом боевых действий, а запоздалого давления в направлении умеренности так и не успел оказать, и пожелание Бетмана и Вильгельма так и не было доведено до сведения австро-венгерского правительства.

Уже ночью 29 июля Вильгельм получил телеграмму от русского императора Николая II. Царь писал: «В этот, столь серьезный момент убедительно прошу Тебя помочь мне. Недостойная война (здесь Вильгельм поставил два восклицательных знака, явно выражающих возмущение. – Б. С.) объявлена слабой стране. Негодование по этому поводу в России неописуемо и разделяется мною полностью. Я предвижу, что очень скоро должен буду уступить давлению, на меня оказываемому, в результате чего я вынужден буду предпринять такие шаги, которые приведут к войне. В попытке предотвратить такое несчастье, как европейская война, я прошу Тебя, во имя нашей старой дружбы, сделать все возможное, чтобы помешать твоему союзнику зайти слишком далеко («В чем это выражается?» – изобразил удивление Вильгельм. – Б. С.)».

Направляя телеграмму царя канцлеру, кайзер снабдил ее следующим комментарием: «Признание его собственной слабости и попытка взвалить ответственность на меня. Телеграмма содержит в себе скрытую угрозу и просьбу, похожую на приказ – одернуть союзника… Впоследствии всегда еще найдется время для переговоров, быть может и для мобилизации, к чему теперь у России нет никаких оснований. Вместо того чтобы ставить нам ультимативное требование одернуть союзника, Е. В. следовало бы обратиться к императору Францу Иосифу и с ним вести переговоры, чтобы ознакомиться с намерениями Е. В.».

Вильгельму стало окончательно ясно, что вмешательства России в войну на стороне Сербии избежать не удастся и что Петербург не потерпит захвата части сербской территории в качестве залога. Всякие попытки умерить австрийские аппетиты были оставлены. Кайзер, канцлер и Генеральный штаб взяли курс на европейскую войну, причем как можно скорее, чтобы с помощью Шлиффена молниеносно разгромить наиболее доступного для разгрома из главных противников – Францию, чтобы принудить Англию остаться нейтральной, а затем обрушиться на Россию. Франция представляла собой заманчивую добычу, как из-за небольшой по площади территории, которую в принципе всю можно было оккупировать в ходе всего одной военной кампании, так и из-за относительно малочисленной, по сравнению с германской, армии. Немцев пугали необъятные просторы России и казавшиеся неистощимыми ее людские ресурсы.

Однако внутриполитические соображения и прежде всего – необходимость обеспечить поддержку войне со стороны социал-демократической фракции рейхстага заставили поторопиться с объявлением войны России, отнюдь не необходимой с военной точки зрения. И с дипломатическим обоснованием объявления войны Петербургу получилось не так уж здорово.

29 июля германский Генеральный штаб направил записку в МИД. В ней говорилось: «Бесспорно, что всякое государство Европы отнеслось бы к конфликту между Австрией и Сербией не иначе как с чисто человеческим интересом, если бы в него не была внесена опасность всеобщего политического осложнения, которое уже сейчас грозит мировой войной. Уже более пяти лет Сербия является причиной европейских осложнений… Только после последнего кошмарного преступления Австрия прибегла к крайнему средству, чтобы каленым железом выжечь нарыв, угрожающий постоянно отравлять тело Европы. Следовало ожидать, что вся Европа будет ей за это благодарна… Но Россия стала на сторону преступной страны. Лишь в виду этого австро-сербский конфликт превратился в грозовую тучу, которая угрожает ежеминутно разразиться над Европой».

Германские генералы обращали внимание дипломатов на то, что Россия приняла решение о мобилизации, что, в свою очередь, вынуждает Австрию проводить мобилизацию уже не только против Сербии, но и против России, вследствие чего австро-русское столкновение становится неизбежным. А такое столкновение «представляет для Германии casus foederis (случай, подпадающий под действие союзного договора). Только чудо могло бы еще предотвратить войну». И завершали свой меморандум следующей лицемерной сентенцией: «Германия не желает вызвать этой ужасной войны. Однако германское правительство знает, что если бы оно не захотело прийти на помощь своему союзнику в момент, когда решается его судьба, то это роковым образом нарушило бы глубоко укоренившиеся чувства союзнической верности – одну из прекраснейших черт немецкой души и, следовательно, пошло бы вразрез со всеми чувствами своего народа». Получается, что генералы собирались начать мировую войну под давлением «народных чувств».