Елена Высочина - Образ, бережно хранимый

Для многих поколений Пушкин был и остается вечным спутником. Характер отношения к поэту, особенности интереса к нему входят в культуру, отражаются в ней и символизируют ее.

Строки Майи Борисовой напоминают моментальный снимок, запечатлевший не случайные детали, но важнейшие приметы нашего мироощущения. Детство, верность памяти о защитниках страны, святыни прошлого, Пушкин. Воистину ценности, которым нет цены.

Чтобы определить меру нынешнего духовного приобщения к поэту, мы все настойчивее всматриваемся в минувшее. Это естественно. Однако история, представленная на страницах этой книги, еще не обрела подробность и полноту объемного летописания, рассмотрены лишь эпизоды жизни Пушкина в социальной памяти. Прошлое многозначно. Мы строим разные его картины, добиваясь панорамности видения и представления о былом. Подобное происходит и с памятью о поэте. Она многослойна: образы Пушкина формируются и хранятся на разных уровнях общественного сознания. К началу прошлого века восходят, к примеру, истоки фольклорного или так называемого «мифологизированного» представления о поэте. С сожалением признает наш современник — литературовед, что по сей день относящийся к Пушкину фольклор — анекдоты, поверья, частушки, самодеятельные песни и стихи — собран и изучен в гораздо меньшей степени, нежели предания об Иване Грозном, Степане Разине, Петре I. Легенды о Пушкине, между тем, не просто укоренились, но живут, воздействуя на некоторые грани нынешних суждений о поэте [306] Эпштейн М. Н. Новое в классике: Державин, Пушкин, Блок в современном восприятии.— М., 1982.— С. 23. .

На многих страницах книги говорилось, что концепции образа поэта, выработанные разными общественными группами, противостояли друг другу. Важно не забывать вместе с тем, что не прерывались и даже крепли связи между модификациями образа поэта у читателей разного уровня культуры в пределах одного временного диапазона. Эта линия, лишь бегло намеченная в книге, требует развития и уточнения. Не случайно отмечал В. Непомнящий, что хотя не следует преувеличивать факт возрастания в наши дни «массового уровня» понимания Пушкина, все же «именно мнение народное... стихийно, «снизу» напирало на науку и постепенно добилось своего: произошел радикальный методологический сдвиг в изучении классики, в частности — творчества Пушкина, его жизни и личности; сдвиг в сторону постижения смысла того, что он писал и делал» [307] Непомнящий В. Пророк: Художественный мир Пушкина и современность // Новый мир.—1987.— № 1.— С. 135. (отмечено В. Непомнящим.— Е. В.).

Динамика образа поэта в сознании общества высвечивает многое в истории культуры и в нас самих, сегодняшних читателях Пушкина. Потому так важно стремиться к по возможности полному, объемному представлению об изменчивой жизни поэта в прошлом — далеком и в относительно недавнем. Для этого предстоит сделать немало. Разобраться в смысловой многозначности и изменчивости определений поэта как «народного», как «солнечного» гения, как мыслителя, пророка. Различные смыслы вкладывались в трактовки пушкинской «всеотзывчивости», гармонии, художественного совершенства, а также гуманизма [308] К примеру, о пушкинском гуманизме рассуждали многие поколения читателей, критиков. В. Г. Белинский первым отметил, что своеобразие творчества поэта — в открытии внутренней красоты человека и в «лелеющей душу гуманности». (Белинский В. Г. Собр. соч.—М., 1981.— Т. 6.—С. 282). Этим были заданы изначальные параметры понимания одного из основополагающих качеств Пушкина как писателя и личности. За прошедшие полтора столетия углублены и конкретизированы понимания пушкинского гуманизма. В начале XX века Иннокентий Анненский определил гуманность Пушкина как явление высшего порядка: «...она не дразнила воображение картинами нищеты и страдания и туманом слез не обволакивала сознания: ее источник не в мягкосердечии, а в понимании и чувстве справедливости». (Анненский И. Книги отражений.—М., 1979.—С. 320). .

Образ поэта, каким он складывался на определенных витках культурного развития, влиял на отношение к пушкинскому наследию. Об этом говорилось на многих страницах книги. Вместе с тем и истолкования произведений, вдумчивое их прочтение не проходили бесследно для образа поэта как целостного представления о его личности и творчестве. Здесь просматривается сложная, не в полной мере осмысленная нами пока зависимость. Потому важно раскрыть изменения толкований поэм, романа в стихах, прозы, трагедий, критических, публицистических произведений, стихотворений Пушкина. Так, в исследовании М. П. Алексеева «Памятник» предстал в многочисленных связях с породившей его традицией и в разнообразии последующих прочтений. Завершалась монография обращением к факту художественной интерпретации стихотворения. В поэтическом этюде Н. Доризо ученый увидел «справедливый итог» изучения и переосмысления важнейшей пушкинской декларации [309] Алексеев М. П. Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг...»: Проблемы его изучения.—Л., 1967.— С. 230—231. . Цитируя первую строку «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», Доризо следующим образом продолжал размышление над вопросом:

Интереснейшую антологию можно было бы составить из прочтений и интерпретаций пушкинского «Пророка». Наиболее значительные отзывы о нем сохранились в трудах, записях Д. Веневитинова, В. Белинского, П. Бартенева, Л. Майкова, П. Морозова, С. Венгерова, Н. Черняева, В. Якушкина, Н. Сумцова, Н. Страхова, Ф. Достоевского в прошлом веке, а также М. Гершензона, В. Брюсова, И. Ермакова, В. Вересаева, В. Виноградова, Б. Модзалевского, Б. Томашевского, М. Цявловского, Д. Благого, Н. Степанова, Н. Измайлова, Б. Мейлаха, Ю. Лотмана, В. Непомнящего в нашем столетии. Вариации прочтений, поиски наиболее верных толкований «Пророка», как и других пушкинских произведений, можно сравнить с перебором ключей, с выработкой тонких и адекватных инструментов анализа, которые позволяют приблизиться к истинной сути произведения и к пониманию облика их создателя.