Лариса Печатнова - Спарта. Миф и реальность

Как верховные жрецы цари совершали все необходимые жертвоприношения (Xen. Lac. pol. 15. 1). Ритуал этих жертвоприношений носил публичный характер. Каждый спартанский воин должен был преисполниться уверенности, что их лидер неукоснительно следует указаниям богов, благодаря чему армии обеспечены божественная помощь и покровительство. Монополия царей в сакральной сфере объясняется, конечно, тем, что они прежде всего были главнокомандующими, которые перед богами отвечали за судьбу своего войска и своей страны. Они считались жрецами Зевса Лакедемония и Зевса Урания — государственных культов Спарты. Жреческие полномочия не ограничивались двумя вышеупомянутыми культами. Цари заведовали сношениями почти со всеми основными божествами спартанского пантеона. Так, в первый и седьмой дни от начала месяца цари приносили жертву Аполлону (Her. VI. 57). Будучи специалистами в военной мантике, в военное время они могли приносить в жертву любое количество овец за спасение войска и за победу. Для этого за спартанским войском всегда следовало целое стадо священных животных.

Весь ход тщательно разработанной церемонии призван был устранить саму возможность серьезного конфликта между человеческой и божественной волей. Перед началом похода царь приносил жертвы Зевсу Агетору (Предводителю), на границе страны — Зевсу и Афине, причем только при благоприятных жертвах обоим этим богам царь переходил границу (Xen. Lac. pol. 13. 2). Перед битвой царь жертвовал Артемиде Агротере молодую козу (Xen. Lac. pol. 13. 8; Hell. IV. 2. 20). В благодарность за победу посвящали Аресу петуха (Plut. Ages. 33). Цари были большими мастерами своего дела. Гадание происходило в основном по внутренностям животных, особенно по долькам печени. Причем, если с первого раза знамение оказывалось неблагоприятным, царь приносил жертвы до тех пор, пока не добивался желаемого результата (Her. IX. 61–62; Xen. Hell. III. 3. 4). В любом случае именно царь принимал решение, повторить ли жертвоприношение в надежде на лучший результат или отказаться от предприятия.

Известно много случаев, когда цари изменяли свои планы и даже отказывались от военной кампании из-за неблагоприятных жертвоприношений, указывающих на нерасположение богов (Her. VI. 76; Thuc. V. 54. 2; 55. 3; 116. 1). Жертвоприношения совершались не только перед началом похода. Цари, во время пути или уже находясь на вражеской территории, регулярно консультировались с богами относительно своих дальнейших действий. Но окончательное решение всегда оставалось за царями, и даже при неблагоприятных знамениях далеко не всегда цари прекращали военную кампанию и распускали войско.

Так, например, царь Клеомен I в 494 г. во время военной экспедиции против Аргоса, совершая очередное жертвоприношение, получает неблагоприятные знамения. Но вместо того, чтобы отказаться от дальнейшего движения и вернуться домой, он решает продолжить путь. Однако из суеверной предосторожности Клеомен изменяет маршрут и направляет армию не по суше, как первоначально намеревался, а в обход, по морю (Her. VI. 76). Из этого примера видно, что даже у самых благочестивых людей оставалось место для маневра, если они были уверены в себе и своем деле. Неблагоприятные предзнаменования часто служили предлогом для того, чтобы отсрочить день битвы или начало осады (Her. IX. 36; 61–62; Xеn. Hell. III. 1. 17–19).

Можно привести немало примеров и полного отказа от военных предприятий после получения тревожных знамений. Так, во время Пелопоннесской войны трижды отменялись вторжения спартанцев в Арголиду из-за неблагоприятных жертвоприношений, и войска возвращались домой (Thuc. V. 54. 2; 55. 3; 116. 1). По этой же причине царь Агесиполид в 388/387 г. отказался от проекта постройки форта в Арголиде и вернулся домой (Xen. Hell. IV. 7. 7).

Самыми дурными предзнаменованиями считались землетрясения и затмения (Her. IX. 10. 3; Thuc. III. 89. 1; VI. 95. 1; Xen. Hell. III. 2. 24). Так, землетрясения стали причиной отмены уже начавшихся военных кампаний в 426, 414 и 402/401 гг. (Thuc. III. 89. 1; VI. 95. 1; Xen. Hell. III. 2. 24). С другой стороны, в 413/412 г. землетрясение не заставило спартанцев полностью отказаться от задуманного предприятия. Они только заменили командующего будущей морской экспедицией и на половину уменьшили число кораблей (Thuc. VIII. 6. 5). Затмение также представлялось крайне неблагоприятным знаком. По свидетельству Геродота, именно затмение заставило царя Клеомброта в 480 г. прекратить работы по строительству оборонительной стены на Истме и увести армию пелопоннесских союзников домой (IХ. 10).

Но даже при таких пугающих знаках божественной немилости, как землетрясение или затмение, последнее слово всегда оставалось за царем. Только он как главнокомандующий и верховный жрец мог принять решение о прекращении похода или отказе от битвы. За царем оставалось право по своему усмотрению интерпретировать любое знамение. Так, в 388/387 г. царь Агесиполид, прибегнув к остроумному толкованию самого страшного божественного знака — землетрясения, сумел убедить своих воинов продолжить поход в Арголиду. Вот как об этом рассказывает Ксенофонт: «Когда он (Агесиполид. — Л.П .) ужинал в первый вечер своего пребывания в Арголиде, во время возлияния, совершаемого после ужина, произошло землетрясение. Тоща "обедающие в царской палатке" запели пэан Посейдону, а все прочие вторили им. Воины полагали, что следует уйти из Арголиды, так как и Алис после землетрясения удалился из Элиды. Агесиполид возразил на это, что, если бы землетрясение произошло тогда, когда он собирался вторгнуться в Арголиду, он бы считал, что божество против похода; если же землетрясение произошло уже после вторжения, то оно только знак божеского одобрения. Поэтому он на следующий же день принес жертву Посейдону и продвинулся на некоторое расстояние в глубь страны» (Hell. IV. 7. 4–5).

Иногда знамения помогали полководцам принять то решение, которое было обусловлено военной необходимостью. Так, регенту Павсанию удалось получить благоприятное предзнаменование в момент, наиболее удобный для вступления спартанской армии в Платейскую битву (Her. IX. 61–62). Царь Агесилай в 396 г. отказался от дальнейшего продвижения в глубь Малой Азии под тем предлогом, что «печень жертвенного животного оказалась без одной дольки» (Xen. Hell. III. 4. 15; Hell. Ox. 7. 4). Ксенофонт разъясняет подоплеку этого решения царя. Отказ от похода, по его словам, был вызван отсутствием у спартанцев достаточного количества конницы, без которой на больших азиатских просторах нельзя было успешно сражаться (Hell. III. 4. 15). Как справедливо замечает Р. Паркер, автор статьи, специально посвященной спартанской религии, «шарм дивинации для консультирующегося заключался в необходимости всегда чувствовать, что он действует не наобум. Спартанцам нравились ясные директивы; и многие из их четко выраженных религиозных позиций отражают их склонность вести жизнь согласно фиксированным правилам» [19] Parker R. Spartan Religion // Classical Sparta: Techniques behind her Success/Ed. A. Powell. London, 1989. P. 142–172. .