Иван Беляев - Вацлав Гавел. Жизнь в истории [litres]

Ольга с детства много читала; любила американскую литературу: Хемингуэя, Стейнбека, Фолкнера. Школьный учитель чешского просил своих учеников делать выписки из книг. Ольга нашла тетрадь с этими выписками в конце 80-х и обнаружила там цитаты как из массовых книжек того времени, так и из Бальзака с Достоевским. В интервью самых разных лет называла любимой книгой «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» Лоренса Стерна.

Ольга на три года старше Гавела; они познакомились, когда ей было двадцать, а ему семнадцать лет. Для этого возраста разница довольно ощутимая, поэтому первые ухаживания Вашека девушка отвергла. Их роман начался три года спустя, незадолго до ухода Гавела из технического университета. Вместе с Ольгой, еще до армии, двадцатилетний Вацлав впервые съездил за границу, на польский курорт Сопот. Ольга дождалась его из армии, а со временем устроилась работать билетершей в театр «На перилах» – лишь бы проводить с ним больше времени.

«Отношения с Ольгой были для Гавела бунтом против его буржуазного происхождения, против привычек и семейных ритуалов, против любовной материнской строгости. В Ольге тоже было нечто материнское, но отличное от его матери. Он освобождался от своей семьи, от своего одиночества и инаковости. Ольга же понемногу пересаживала свои корни с Жижкова в интеллектуальную среду театров и кофеен <���…> Ольга была в глазах матери Гавела неподходящей партией, и она бессильно наблюдала, как ее старший сын становится богемным художником. Это было против семейных традиций и не отвечало ее ожиданиям», – пишет Эда Крисеова 89 89 Крисеова. С. 28. . Чувство инаковости у Гавела и правда было; он так вспоминал об этом:

В детстве, особенно когда мы жили в загородном доме и я ходил там в местную школу, я в отличие от своих одноклассников и друзей пользовался разными преимуществами и привилегиями <���…> У меня была воспитательница, в доме была кухарка, горничная, садовник, шофер. Все это, конечно, создавало между мной и моим непосредственным окружением (или значительной частью его – той, которую представляли мои более бедные одноклассники и наша прислуга) социальный барьер, который я, маленький ребенок, как это ни странно, очень остро чувствовал и тяжело переносил, воспринимая это как свое несчастье. 90 90 Заочный допрос. С. 11.

Между тем у отца Гавела установились с Ольгой довольно теплые отношения. А вот Божена Гавлова своей классовой брезгливости не преодолела и долго называла Ольгу просто ta holka (что можно перевести и как «эта девушка», и даже как «эта девка»), а приняла ее в качестве члена семьи уже практически на смертном одре, в 1970 году.

Когда Гавел и Ольга наконец (в 64-м) вступили в брак, родители жениха узнали об этом лишь из его письма, отправленного пять дней спустя из маленького отеля неподалеку от Карловых Вар, и адресатом этого письма был только отец Гавела. Вацлав сообщает, что бракосочетание воспринимает как вещь скорее формальную, а де-факто живет с Ольгой уже восемь лет:

Причина откладывать была только одна: мамино неприятие Ольги. Уважать взгляды и чувства родителей ребенок должен, даже когда с ними не согласен, – в духе этой солидной морали я был воспитан, этим духом жил и во имя него восемь лет откладывал женитьбу. Все, однако, имеет свои пределы, свои верхние границы, некую кульминационную точку, когда медленно и неприметно нарастающее количество вдруг перейдет (как учит Энгельс) в новое качество, когда явление само себя как бы поворачивает вспять и само себя отрицает. В моем случае этот поворотный момент реализовался так, что после очень долгого времени, когда я пытался утвердить мораль, в которой был воспитан, настал однажды день, когда с дальнейшим «утверждением» эта мораль стала бы очевидно аморальной. И теперь я женился только потому, что должен был бы как можно скорее плюнуть себе в лицо, если б этого не сделал <���…> Ольга никогда не будет так образованна, как мама, имеет во многих вещах гораздо меньший опыт, не знает языков, она совсем не предприимчива и не амбициозна, у нее есть свои недостатки и т.д., и т.д., тем не менее мы хорошо понимаем друг друга, и нам с ней хорошо живется. 91

Письмо интересно сразу с нескольких точек зрения. Здесь и курьезная ссылка на законы диалектики в попытке объясниться с собственным отцом. Здесь и готовность довольно пренебрежительно отозваться о любимой женщине, вроде бы защищая ее от нападок. Здесь и довольно четко сформулированная тема противостояния с матерью. «Расхожее наблюдение их общих друзей, что “Ольга была ему скорее матерью, чем женой”, было бы слишком просто интерпретировать в духе дешевой психологии популярных журналов, но Гавел решительно не пытался воспроизвести свои отношения с матерью», – утверждает Жантовский 92 92 Жантовский. С. 62. . Сам Гавел много лет спустя, уже овдовев, скажет, что Ольга была ему «и матерью, и сестрой <���…> и всем, чем только возможно», а самое главное, всегда давала ему чувство «уверенности и поддержки» 93 93 https://archive.vaclavhavel-library.org/File/Show/159099. .

Все в том же письме отцу есть как минимум еще одно интересное место. Гавел пишет, что если, встречаясь с Ольгой, в кого-то и влюблялся, то это проходило так же быстро, как возникало, а если он и получал телесное удовольствие с другими женщинами, то от этого его лишь сильнее притягивало к Ольге. Дескать, именно благодаря этому он понял, насколько постель неважна в сравнении с подлинным взаимопониманием между людьми. В этом признании видится своеобразный сплав наивности и цинизма. Возможно, это стало еще одной причиной того, что письмо адресовано только отцу – такая откровенность кажется более понятной в чисто мужском разговоре. Между тем подобные отношения между супругами остались навсегда.

«Лозунг “секс, наркотики и рок-н-ролл” еще не был сформулирован, а Гавел уже под ним жил – понятно, лишь в той мере, какая была возможна в пробуждающейся от сталинского наркоза Чехословакии», – с иронией пишет Даниэль Кайзер 94 94 Кайзер. С. 50. .

В 1963 году Гавел впервые пишет такую пьесу, которая имела настоящий сценический успех и принесла ему славу драматурга, – «Праздник в саду» («Zahradní slavnost»).

Начинал Гавел как абсурдист, и его стиль прекрасно подошел театру «На перилах», где в шестидесятых годах появились первые чешские инсценировки «Лысой певицы» Ионеско и «В ожидании Годо» Беккета. Однако правильнее было бы сказать, что гавеловские комедии шестидесятых совмещают в себе приемы абсурдного театра и политической сатиры, и «Праздник в саду» прекрасно иллюстрирует это сочетание.