Иван Беляев - Вацлав Гавел. Жизнь в истории [litres]

В 1965 году президиум Союза потребовал увольнения шеф-редактора Яна Недведа и обновления редакционного совета (в нем не должно было быть Мандлера, психолога Иржи Немеца и философа Ладислава Гейданека). Решение приняли почти единогласно, за него среди прочих голосовал даже Милан Кундера. Выступил на пленуме президиума и Вацлав Гавел:

У журнала нет сложной концепции. Он хочет лишь называть определенные вещи своими именами, говорить то, что его авторы действительно думают, и пытаться говорить так, чтобы это не было впутано в ритуал всех этих «но», «в некоторой степени», «хотя с другой стороны» и т.п.; хочет печатать вещи, которые считает внутренне аутентичными, не вторичными, последовательными в том, чем они хотят быть; хочет обойтись без компромиссов, лазеек и уступок – любой стороне. <���…>

Я не хотел верить, что литературная атмосфера так тяжело привыкает к чему-то столь естественному, как попытка говорить без устоявшихся фразеологических уверток. 108

По легенде, именно на этом пленуме сотрудник аппарата ЦК Павел Ауэрсперг скажет: «Этот парень будет для нас небезопасен» 109.

Редакция журнала постановила требований не принимать и создала протестную петицию. Вклад Гавела в поддержку акции оказался очень весомым. Именно благодаря ему бумагу подписали Милош Форман, Вера Хитилова, Ярослав Сейферт и Ян Верих. Всего у петиции набралось около 300 подписантов, хотя многие писатели, например Йозеф Шкворецкий и Ладислав Фукс, от поддержки отказались, а Владимир Голан даже не открыл коллегам дверь.

Союз писателей предложил бунтарям компромиссный вариант: для молодых авторов будет создан новый журнал (в 1966 году он действительно начал выходить), но «Тварж» сохранится как «групповой» (тем более что Союз и без того планировал создание журналов отдельных литературных групп). При этом требование ухода Недведа, Мандлера, Немеца и Гейданека оставалось в силе, и компромисса не вышло.

Мандлер и Гавел попробовали запустить еще одну подписную кампанию – на этот раз за созыв внеочередного съезда Союза писателей, который бы и занялся проблемой журнала. Однако для этого требовалось собрать подписи трети членов Союза, и на чистом энтузиазме подобная идея осуществиться не могла. В декабре вышел последний номер первой версии «Тваржа». Незадолго до этого все тот же Ауэрсперг пригласил Гавела вместе с директором театра Водичкой к себе и ласково посоветовал не соваться в политику, а лучше писать пьесы, к которым, дескать, партия относится вполне уважительно 110.

Биографы Гавела часто делают акцент на том, что в редакционной работе он участвовал мало, а основную активность развил именно тогда, когда «Тварж» столкнулся с цензурными проблемами; кроме того, принято считать, что его работу в журнале отягощал личный конфликт с Мандлером. Но Богумил Долежал настаивает, что ни во время существования журнала, ни в первые два года после его разгрома личных конфликтов в редакции не было. Напротив, бывшие тваржисты выпустили два сборника (главным редактором второго стал Вацлав Гавел, но он активно участвовал и в работе над первым), устраивали, где это было возможно, общественные дискуссии и продолжали регулярно собираться, причем местом сбора нередко служила квартира Гавела.

Определенный раскол произошел в самом конце 1967 года (в это время шла серьезная борьба за воссоздание журнала). Гавел и группа его товарищей выступали за то, чтобы новый «Тварж» был серьезно реформирован. Шеф-редактором стал бы сам Гавел, а редакция при этом отказалась бы от четкой политической линии, став чем-то вроде «вольного содружества». Вольность предполагалась даже в оформлении: кто-то предложил смелую идею вообще не скреплять журнальные листы. После споров и переговоров стороны пришли к соглашению: журнал сохранит обычный вид, шеф-редактором вновь станет Ян Недвед, а Гавел будет председателем редсовета. В 1968 году «Тварж» получил возможность выходить снова, у него появились новые авторы, например молодой экономист Вацлав Клаус, но просуществовал он чуть больше года.

Как уже говорилось, политические события Пражской весны были во многом предопределены подчас хаотичной и непоследовательной либерализацией, разыгравшейся при преемниках Готвальда: сперва при Антонине Запотоцком, а потом при Антонине Новотном. «Этот примитивный, по существу, авторитарный человек не считал сам себя последней инстанцией в определении правильности каких-либо идей и поступков, а признавал существование высших ценностей, основанных на определенных идейных принципах, не абсолютизируя власть саму по себе», – аттестовал Новотного один из идеологов реформ Зденек Млынарж 111. А историк Зденек Доскочил называет время правления Новотного «самой либеральной эрой за всю сорокалетнюю историю коммунистического режима», если не считать, конечно, самой Пражской весны 112 112 https://ct24.ceskatelevize.cz/archiv/1462045-cesko-slovenske-vztahy-v-hledacku-historickeho-magazinu. .

Чехословацкая экономика в 60-х стояла на грани большого кризиса. Промышленный рост в 1963 году составил меньше одного процента, это был худший показатель во всей Восточной Европе. Третью пятилетку несколько раз пересматривали, а в 1962 году отменили вовсе. При этом у партийного руководства уже сложилось понимание того, что стране необходимы хотя бы ограниченные реформы. В 1962 году директора Экономического института чехословацкой Академии наук Оту Шика вводят в ЦК КПЧ, в 1964-м Шик возглавляет государственно-партийную комиссию хозяйственных реформ.

«Я много раз советовал президенту Новотному (он честный коммунист и преданный пролетарий): “Поднимите занавес, разоблачите злоупотребления, если они у вас были”. А они были, я знаю, что они были <���…> Новотный сердился и говорил: “Товарищ Хрущев, у нас ничего подобного не было”. Я ему отвечал: “Если это не сделаете вы, это сделают другие, и вы окажетесь в очень незавидном положении”. Новотный не послушался меня, и все знают, к чему это привело и его самого, и всю Чехословакию», – вспоминал в своих мемуарах Никита Хрущев 113 113 Хрущёв Н. Время. Люди. Власть. (Воспоминания: В 4 кн.). Книга первая. М.: Информационно-издательская компания «Московские новости», 1999. С. 102. .

Однако Новотный в самом деле выступал за обновление партии, и оно состоялось – к 1967 году в президиуме ЦК практически не осталось высших партийных руководителей 50-х годов. XXII съезд КПСС и XII съезд КПЧ открыли ворота для осторожной критики Готвальда (его останки, подобно останкам Сталина в Москве, вынесли из мавзолея) и для пересмотра политических дел сталинистской эпохи, хотя Новотный предпочел цинично свалить основную вину на Рудольфа Сланского, который и сам сгинул в репрессиях.