Владимир Воейков - С царем и без царя

Многие принимали самообладание царя за безразличие; на самом же деле оно было результатом его большого умения владеть собою: вполне отдавая себе отчет о значении всего происходившего, он в очень редких случаях делился своими переживаниями, обыкновенно же скрывал свои волнения. Государь был человеком широко образованным и быстро разбирался во всяких вопросах. Такое впечатление о нем получалось как из разговоров на научные темы, так и при докладах о государственных делах. Работоспособность государя была поразительная: ежедневно он успевал прочитывать целую груду всеподданнейших докладов министров и главноуправляющих, причем возвращал их со своими пометками или резолюциями обыкновенно в тот же день. Резолюции Его Величества по всем отраслям государственного управления ярко выражали заботы царя о благе народа, но, к сожалению, могли оцениваться только теми, кого касались; большинство же подданных довольствовались лишь скудными сведениями, которые давала о государе печать, стесненная придворной цензурою, что отчасти способствовало распространению лживых слухов, умышленно пускавшихся с целью подрыва престижа монарха.

Теперь видны ошибки этой цензуры, разрешавшей печатать из жизни и царя исключительно трафаретные осведомления о выходах, балах, приемах, смотрах, торжествах в высочайшем присутствии, т.е. о внешней стороне царской жизни, в то время как то, что могло пролить яркий свет на проявлявшиеся высокие качества государя и его внутреннюю жизнь, почему-то замалчивалось; вследствие этого читающая публика не имела полной картины как жизни, так и деятельности царя. Не знала широкая публика и о доброжелательности императора Николая II, примером которой из массы фактов может служить следующий. Остановившись во время войны в Киеве только на несколько часов, государь, случайно узнав от меня об отчаянии одного жениха, который был внезапно мобилизован, собственноручно поставил на всеподданнейшем прошении резолюцию: «Разрешаю и благословляю», повелев немедленно вернуть прошение подателю. Осчастливленная молодая парочка повенчалась, благословляя своего царя. Редко говорилось в печати и о том, что почти все улучшения как в положении, так и в довольствии офицеров и нижних чинов исходили исключительно от инициативы императора Николая II, хорошо знакомого с укладом военной жизни.

Государь обладал необыкновенной природной памятью: он никогда не забывал того, что слышал или прочел, так же как помнил всех когда-либо ему представлявшихся, поражая напоминанием подробностей обстановки или разговора при последней встрече. Ум государя императора Николая II был оценен графом Л. Н. Толстым, в письме которого к Его Величеству находим слова: « Вы — добрый и умный человек ».

Будучи мягкого характера и очень деликатным в своей манере обращения с людьми, государь не мог превозмочь себя и открыто высказывать в лицо свое неудовольствие. Многие ставили ему в упрек, что, решив уволить министра, он не говорил ему этого сам, а прибегал к перу, чтобы вслед за уходом министра с доклада запиской сообщить ему свое решение. Принималось это за слабоволие и фальшь, тогда как на самом деле было следствием того, что государю было слишком тяжело видеть чужое страдание.

Хотя власть царя и была неограниченна, но он никогда не давал этого чувствовать, а, наоборот, был строгим блюстителем законов Родины и отличался большой бережливостью, в особенности в личной жизни. Придавая внешности мало значения, он отличался необыкновенной доступностью; чувствовалось, что государь совершенно не думал о производимом им впечатлении и был скорее застенчив. При высоком положении царя поражало его сердечное отношение к людям, ярко проявлявшееся в его обращении к ним, так что про него вполне можно было сказать: « И на чреде высокой не забыл святейшего из званий — человек ».

Но самыми главными чертами характера государя были его благородство и самоотверженность. Ими объясняется решение царя принять на себя верховное командование армией, дух которой был поколеблен неудачами и которую он надеялся воодушевить своим личным присутствием, думая, что в такие трудные для Родины дни он должен взять на себя ответственность и пожертвовать собою. Самоотвержение руководило государем и в его решении отречься от престола: увидев кругом себя измену, он считал, что должен принести себя в жертву русскому народу; надеясь своим отречением спасти Родину от внутренней смуты, он на самом деле отдал горячо любимую им Россию в полную власть революции — стихии ненависти, злобы и мести.

Современники совершенно не оценили рыцарского характера императора Николая II, так как не входило в расчеты руководивших общественным мнением вожаков либеральных направлений представить его народу в его истинном свете. Поставив себе одной из главных целей дискредитирование царя и царицы, — одни сознательно, а другие несознательно — подтачивали вековые устои престола, с крушением которого не могла не рухнуть и разноплеменная Россия.

Государь при нравственной своей чистоте не допускал даже мысли, что кто-нибудь мог поверить распространяемой о нем клевете и что таким психозом мог быть охвачен народ, который он так искренне любил и которому беспредельно верил.

Когда мне приходилось во время всеподданнейших докладов касаться антиправительственной работы, я, с одной стороны, замечал, что царь считал мои сообщения преувеличенными, а с другой — у меня создавалось впечатление, что государь все знает, но не высказывает своих мыслей, ошибочно считая несвоевременным что-либо предпринимать до окончания войны против общественных деятелей.

Дорвавшись после революции до власти, интернациональный сброд стал мстить павшему монарху, и печать наполнилась самыми лживыми и гнусными пасквилями по адресу отрекшегося самодержца.

...Но времена помрачения рассудка, по-видимому, проходят: сегодня уже можно в печатном слове уловить начало просветления, благодаря которому люди постепенно дойдут до настоящей оценки высокой личности царя Николая II, своей преданностью св. церкви и горячей любовью к Родине напоминающего древних русских царей.

В сердцах знавших государя императора Николая II память о нем есть и будет священна...

Невольный уход мой из дому.

В начале июля в бывшем суворинском «Вечернем времени», переименованном в «Вечерние огни», передовица, написанная неким Гольдштейном (кажется, евреем), представляла из себя выпад по моему адресу. Через двое суток выпад повторился в той же газете, но за подписью Ксюнина, сотрудничавшего на войне с А. И. Гучковым. Смысл этих статей был тот, что генерал Воейков, являющийся, по мнению их авторов, виновником трагической гибели государя Николая II, гуляет по Петрограду на свободе. Третьего выпада не последовало, вероятно, благодаря возмущению, высказанному редакции по поводу этих статей знакомым мне врачом, пользовавшимся в то время большим престижем.