Владимир Воейков - С царем и без царя

В последних числах июля к нам на дачу приходил несколько раз какой-то солдат, который говорил прислуге: «Ваш генерал должен скрыться — иначе он будет арестован».

3 августа в половине седьмого утра в дверь спальной постучала девушка моей жены и испуганным голосом крикнула, что приехали с обыском. Наскоро накинув на себя халат и платок, жена побежала в нижний этаж дачи навстречу неожиданным гостям, а я открыл все двери и стал прислушиваться к тому, что творится. Старший из прибывших (как потом оказалось, бывший лейб-гусар) предъявил жене ордер на мой арест. Совершенно случайно жена моя сказала посетителям то же, что и вся наша прислуга, а именно — что я дома не ночевал. Получив на свой вопрос о месте моих ночевок ответ жены: «Какая жена знает, где ее муж ночует?» — солдат сказал: «Вы его пришлите в районный Совет». Затем он обратился к своим спутникам со словами: «Товарищи, поехали».

Дворник нашей дачи, шпион районного Совета, немедленно побежал донести, что старший красноармеец не выполнил декрета, не сделав обыска. Значительно позже жена старалась узнать, не пострадал ли из-за этого солдат, так как известно было, что он был вытребован на Гороховую, но благодаря обычной большевистской хитрости истины добиться не могла. Один из большевиков, знавший про самоотверженный поступок лейб-гусара, сказал впоследствии моей жене: «Такие люди, как ваш муж, нам опасны — он может иметь сильное влияние на массы, раз бывший лейб-гусар, рискуя собственной жизнью, решил спасти своего бывшего командира полка».

Подождав с полчаса, я, боясь вторичного приезда красноармейцев, отправился кружным путем в «Европейскую» гостиницу к одному своему знакомому, имевшему сношения с пребывавшими тогда в Петрограде немцами. Я хотел навести у него справку, нельзя ли мне исчезнуть при их содействии. Не получив от него никаких определенных указаний, я через час отправился в исаакиевский сквер, где мы с женою сговорились встретиться в 10 часов утра.

На улице Гоголя, бывшей Малой Морской, целый этаж Гранд-отеля был занят немецким консульством. Пока жена говорила со служащими консульства, я в ожидании ее сидел на скамейке. Через час появилась жена с неблагоприятным для меня ответом: оказалось, что один из служащих консульства, выразив изумление по поводу нашего столь долговременного пребывания в объятом анархией городе, наотрез отказался что-либо для меня сделать. После этого оставалось только одно: надеяться на Бога, но и самому не плошать. Посоветовавшись с женою, я решил через двое суток, в течение которых ночевал в разных квартирах, перебраться через финляндскую границу — где-нибудь около Сестрорецка или Белоострова. Паспорт у меня был с моей фотографией, но не на мое имя. С ним я отправился в Сестрорецк, где остановился в самых скромных меблированных комнатах, прописался и стал ежедневно совершать прогулки по разным направлениям, причем убедился, что наша сторона была очень плохо охраняема, так что не представляло большого затруднения перейти границу; что же касалось финляндской охраны, то, по рассказам местных жителей, часовые были очень наблюдательны и встречали выстрелами всех переходивших границу. Был еще один способ: пройти в море на рыбачьей лодке и пристать к финляндскому берегу, но на это я не рискнул, не желая доверяться незнакомому рыбаку.

Решив ехать обратно, я сел в поезд, отходивший из Сестрорецка в половине шестого утра. Как только поезд тронулся, началась проверка документов, весьма удивившая постоянных пассажиров, ездивших по этой дороге. Сидел я в третьем классе, с трубкою в зубах, читал «Петроградскую коммуну» и «Красную газету». Одет был весьма не изысканно и при предъявлении своего документа принимал совершенно индифферентный вид. Первым обходом не ограничилось: за 20 минут до прихода поезда в Петроград был произведен вторичный обыск, окончившийся для меня также благополучно.

Когда поезд остановился на вокзале и я вышел из вагона, стоявшая на платформе укутанная в большой платок женщина, дернув меня за рукав, сказала: «Владимир Николаевич, вас здесь ищут». Только по глазам я узнал одну из наших служащих, которая пришла меня предупредить о том, что всю ночь дома производился обыск и все мои фотографии были взяты и розданы по постам, распределенным по Каменному острову. В облаве этой участвовало, по-видимому, немалое количество людей. Самый вокзал был также оцеплен. Все выходы из него были заняты постами красноармейцев или милиционеров. Я повернул в обратную сторону и пошел вдоль поезда, сказав встретившей меня, чтобы она шла за мною шагах в тридцати. Дойдя до хвоста поезда, я спустился на полотно и по рельсам вышел на путь, по которому подъезжал к вокзалу. Оказалось, что это был единственный не охранявшийся пункт. Каким образом я выскочил из мышеловки, до сих пор не отдаю себе отчета.

Пройдя мост, я подошел к месту, где линия приближается к Коломягскому шоссе, перешел на него и продолжал путь до удельного леса между ипподромом и аэродромом. В лесу моя спутница подошла ко мне. Мы сели на скамеечку и стали обсуждать, что дальше делать. Был восьмой час утра.

Мое поступление в сумасшедший дом.

Мне пришла в голову мысль изменить свою физиономию, так как я мог встретить кого-нибудь из тех, кто меня видел в последнее время. Спутница одобрила эту мысль. Я ее попросил наблюдать, чтобы никто не увидал моей работы по трансформации. Найдя поблизости лужу, я намочил губку, находившуюся у меня в кармане, достал мыло, бритву, обрил растительность на голове, бакенбарды и усы и надел пенсне. Женщина, знавшая меня много лет, нашла, что узнать меня не представлялось возможным. При обсуждении дальнейшего плана действий я остановился на мысли, одобренной и моею спутницей, — поступить в сумасшедший дом, прикинувшись сумасшедшим. Мы условились так: я отправлюсь во двор лечебницы; если войду в один из домов, это будет признаком, что я там остаюсь, и она сообщит моей жене о месте моего пребывания; если же я ни в один дом не войду (через решетку у ворот это можно видеть), она должна меня ждать.

Мое поступление в сумасшедший дом было первым серьезным испытанием в актерском искусстве, благодаря Богу увенчавшимся успехом.

Войдя во двор, я уселся на скамейку против подъезда конторы больницы. Один из проходивших мимо сторожей спросил, что мне нужно. — «Дохтура». — На все вопросы о том, какого мне нужно доктора — дежурного или нет, я повторял одно слово: «Дохтура...»

Он ушел в контору. Через некоторое время ко мне вышел господин, назвавшийся дежурным врачом больницы, и спросил, что мне нужно. Я указал пальцем на свой лоб и произнес: «Фьють». На его вопрос, что со мною, я повторил, показывая на лоб: «Фьють».