Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Александр знал, что роспуск флота был подобен игре вабанк. Он шел на риск, ясно осознавая, что надо победить, и раньше, чем Мемнон одержит победу на море. И обратил взор к Галикарнасу, столице Карий, где Мемнон ожидал его.

Битва за этот город началась с усыновления. У Александра появилась мать по имени Ада, которая, будучи правительницей Карий, была изгнана ее братом. Подобная родственная связь давала возможность самым знатным семьям Карий продемонстрировать свои антиперсидские позиции и открыть свои города. Так все и случилось: одна за другой появлялись делегации и передавали македонянам в знак покорности золотые венки. Александр не раскаивался в том, что согласился стать приемным сыном престарелой матроны. К тому же с момента первой встречи она баловала его изысканными яствами, которые получала из отдаленных городов эстафетой всадников: это были сливы из Дамаска, консервированные плоды дерева, произраставшего в Китае, известные как «персидские яблоки» — персики, апельсиновое варенье из Индии, абрикосы из Армении, вишни из Вавилона и необычайно редкое вино, приготовленное из отстоенной пять лет питьевой воды, фригийского винограда и милесского меда.

После одного из пиршеств, устроенных Александром, она предложила ему своего повара, одного из лучших в Азии. Ей явно было не по нраву то, что имели обыкновение есть македоняне: «Как могут цари выигрывать битвы, если у них тяжелый желудок?» Победитель сражений счел это поводом просить матушку Аду о воздержании. Для него самого в походе все менялось. Его собственный ужин нередко состоял из ночного марша, его обед был таким же скудным, как и завтрак; в вине он знал меру.

Когда его армия приблизилась к стенам осажденного города на расстояние нескольких метров, то ощутила, что на сей раз она имеет дело с иным, нежели раньше, противником. Под предводительством обоих афинских полководцев из ворот устремились воины, разбили стоявших впереди молодых македонских солдат, убили их командиров и уже в первый день выиграли бы важное сражение, не введи Александр вовремя в бой старых вояк времен Филиппа. Во всяком случае, Александр должен был просить о выдаче тел погибших, что по военным законам рассматривалось как признание поражения.

Следовало поискать укрытия от града стрел и подождать подхода осадных машин, которые при испепеляющей августовской жаре тянули с грузовых кораблей, находившихся на удалении десяти километров. Чтобы их эффективно использовать, нужно было под защитой «черепахи» засыпать ров шириной пятнадцать и глубиной семь метров. Метр за метром поднимались штурмующие по стене. Тараны со зловещим грохотом поползли к стенам Галикарнаса и начали свою работу: уже к полуночи были пробиты первые бреши.

Только в начале октября, видя разрушенные башни и стены, Мемнон решил сдать Галикарнас, отступив в крепость Салмакис и на остров Кос (в наше время очень посещаемое место), не забыв поджечь склады вооружения и городские кварталы, находящиеся вблизи стен.

Оба опорных пункта походили на занозы в теле: более года они сковывали три тысячи пеших македонян и двести всадников под командованием Птоломея. Пламя пощадило только одну постройку, которая дала название всем будущим монументальным памятникам: мавзолей, сооруженный Артемисией III для ее супруга, царя Мавсола. На пьедестале возвышался храм с тридцатью шестью колоннами и крышей в виде ступенчатой пирамиды, которую венчала квадрига. Пятидесятиметровый надгробный монумент являлся одним из семи чудес света из составленного в древности списка, включавшего пирамиду Хеопса, висячие сады Вавилона, храм Артемиды в Эфесе, созданную Фидием статую Зевса в Олимпии, Колосса Родосского и маяк на острове Фарос вблизи Александрии.

Достоверно то, что Александр осмотрел мавзолей. Он даже пожертвовал значительную сумму, чтобы его, наконец, могли достроить. Ада рассказала ему при случае одну историю — впрочем, весьма неправдоподобную — о том, что Артемисия открыла урну с прахом супруга, окропила его своими слезами, а потом пила вино, подсыпая пепел в кубок, пока от священных останков ничего не осталось.

Александр побывал в Книде, где размещалась медицинская школа и астрономическая обсерватория Евдокса, который занимался изучением шарообразной формы Земли. Здесь царил культ Афродиты. Ее называли «из пены рожденная», что значило — из семени брошенных в море половых органов Урана. То, что на цоколе круглого храма возвышалась статуя Афродиты, выполненная Праксителем, который первым отважился изобразить ее совершенно обнаженной, вероятно, но не точно.

Молва гласит, что Александр после посещения гетер привез с собой в Книд Таис, чтобы сравнить ее прелести с формами богини. Во всяком случае, «из пены рожденная» была исполнена той соблазняющей, совершенной, чувственной красотой, что заставляла мужчин влюбляться в нее, страстно желать жениться на ней и, что считалось богохульством, орошать своей спермой мраморные бедра. Тому, кто задержится, задумавшись, перед римской копией, хранящейся в собрании Ватикана, потребуется немало фантазии, чтобы ощутить страсть и огонь, который могла пробудить когда-то эта мраморная холодность.

Галикарнас, мыслившийся как центр сопротивления персов, был взят. И хотя победа не была ни блистательной, ни полной, македоняне показали, что в будущем их враги не смогут чувствовать себя уверенно даже за толстыми стенами. «Александр, покоряющий стены» — эта слава летела впереди него, как корабль на всех парусах. Во времена, когда придумывались самые невероятные, изощренные укрепления, такая слава была подобна раскату грома. Все чаще в лагерь македонян являлись делегации малых и средних городов, до сих пор уверенных, что могут доверять своим оборонительным сооружениям, и вручали ключи от ворот.

Стояла поздняя осень. Время, когда можно было перевести дыхание. Александр использовал его, чтобы перегруппировать свои войска, отправил Пармениона с осадными машинами в Сарды, других — в Эфес, Приену, Милет. Солдаты, попавшие сюда, могли ощутить все блаженство мирной жизни в тылу. Еще больше причин радоваться было у тех воинов, которые перед выступлением из родных мест женились. Царь разрешил им отпуск, чтобы они наверстали свой медовый месяц, а кроме того, снабдил щедро отмеренным жалованием. Это был единственный в своем роде поступок в те далекие античные времена, даже если учесть, что он думал в первую очередь о множестве сыновей, другими словами, о будущих воинах, которые должны появиться на свет после того, как отпуск закончится.

«Из всего, что он сделал для солдат, этого они никогда не забудут», — говорится у античных авторов.