Оскар Шервин - Шеридан

Шеридан все так же безумно увлечен своей прежней пассией — леди Бессборо (в прошлом леди Данкеннон). Он преследует ее по всему Лондону. Один раз, придя к обеду, он засиживается у нее до позднего вечера. Наконец, убедившись, что гость собирается провести с ней не только вечер, но и ночь и что речи его принимают не вполне подобающий характер, она, чтобы отделаться от него, посылает за портшезом. Однако избавиться от Шеридана ей не удается: зная, что нигде в этот поздний час ее не примут, она, совершив тур по улицам, возвращается домой; Шеридан все время идет следом. К счастью для себя, она успевает проскользнуть в дверь и распорядиться, чтобы никого не принимали. Взбегая к себе наверх, она слышит, как Шеридан препирается с привратником. Походив с час перед домом, он снова спрашивает леди Бессборо; она просит передать ему, что принять его, к сожалению, не может, так как нездорова. Она не в настроении выслушивать чрезмерные похвалы, оскорбления, угрозы и комплименты.

Куда бы она ни пошла, он направляется за ней. Несмотря на то, что они стали мишенью многочисленных острот и эпиграмм, она упорно отказывается пожать ему руку, тогда как именно ее рукопожатия он, по-видимому, теперь столь настойчиво добивается. Он ходит за ней по пятам по всему дому: из одной комнаты в другую и обратно, вверх и вниз по лестнице, даже в детскую. Он бросается перед ней на колени. Он клянется отомстить ей; однажды, помогая ей сесть в карету, он хватает ее руку и так стискивает ее, что на глазах у леди Бессборо выступают слезы и она невольно вскрикивает.

Шеридан умоляет ее (стоит только лорду Бессборо отвернуться) простить его и пожать ему в знак примирения руку. Он пускается на всякие хитрости, чтобы подольше побыть с ней. Когда ее карета подъезжает к дверям, он начинает дрожать и кашлять, жалуется на простуду, головную боль... и просит позволить ему остаться в их доме, если это не причинит семейству неудобств. Супруги Бессборо не могут ему отказать — он остается у них. Он целый вечер проводит в ее театральной ложе, раз-другой пытается заговорить с ней, а затем, забившись в угол, погружается в меланхолическое молчание, вздыхает и притворно плачет. Сидя в неподвижной позе, он гипнотизирует ее взглядом, что, конечно, беспокоит ее и привлекает всеобщее внимание. Когда леди встает по окончании спектакля, она роняет шаль и муфту; Шеридан поднимает упавшие вещи и с комически смиренным видом передает их мистеру Хиллу, чтобы тот вручил их владелице. Леди Бессборо уходит под руку с лордом Морпетом, но Шеридан идет за ними, а затем поспешно занимает позицию у выхода рядом со стоянкой экипажей.

На балу Шеридан следует за леди Бессборо как тень и хочет сесть рядом с ней за ужином (все время притворно плача), но тут лорд Морпет, придя к ней на выручку, усаживает ее рядом с принцем Уэльским, а сам втискивается между ней и Шериданом, за что она ему весьма признательна. Шеридан пишет ей неприличные письма — анонимно. Во время другого бала ему удается сесть за ужином напротив леди Бессборо, и он бросает на нее поочередно такие умоляющие и такие свирепые взоры, что окружающие это замечают и принимаются расспрашивать ее о причине. Она отвечает, что он просто-напросто пьян, и это соответствует действительности. Когда она встает из-за стола, он, улучив момент, ловит ее руку и молит обменяться с ним рукопожатием. Она вырывается и уходит; он тут же догоняет ее и начинает громко упрекать в жестокости. Леди Бессборо, вконец расстроенная, спешит вон из комнаты и, спасаясь от своего преследователя, присоединяется к весьма церемонной компании пожилых леди. Но тот имеет наглость ворваться в этот чопорный кружок и пуститься в громогласные объяснения, оправдывая свое поведение, прося у нее прощения за все обиды, которые он ей когда-либо нанес, и заверяя, что он никогда не переставал любить, чтить и обожать ее, единственную свою настоящую любовь. Чопорные старые дамы в полном смятении. Леди Бессборо готова провалиться сквозь землю. По счастью, Шеридан так явно пьян, что его выходку объясняют этим.

Гекка просит леди Бессборо прийти к ней, и та дает ей знать, что нанесет визит ночью, после того как все лягут спать. В полночь она садится в портшез и некоторое время спустя оказывается в спальне Гекки. Не успели они разговориться, как дверь с треском распахивается, и на пороге появляется Шеридан, не вполне трезвый. Происходит нелепейшая сцена объяснения. Шеридан начинает просить у леди Бессборо прощения, взывает к ее милосердию и жалости, называет себя несчастным страдальцем и уверяет, что даже сейчас он любит ее сильнее, чем какую бы то ни было другую женщину. «Не исключая меня? — восклицает Гекка. — А мне ты всегда говорил, что единственная женщина, которую ты любил в своей жизни, — это я!» — «Так оно и есть, Гекка, родная моя; и ты сама, конечно же, знаешь это, ты-то ведь знаешь, что тебя я люблю больше всех на свете». — «Если не считать ее?» — «Фи, девочка, не говори глупостей!» Затем он, снова обращаясь к леди Бессборо, упрекает ее в жестокости, укоряет ее за то, что она поссорилась с ним, а теперь восстанавливает против него Гекку. Гекка время от времени прерывает его ламентации фразами вроде: «Как же так, Шеридан, а мне-то ты все время твердил, что леди Бессборо преследует тебя и что ты отвергаешь все ее страстные домогательства, как новый Иосиф?» И так далее в том же духе до трех часов утра, когда леди Бессборо наконец встает, чтобы уйти. Шеридан хочет отправиться вместе с ней и с такой силой хватает ее на глазах у Гекки за руку, что леди Бессборо вынуждена позвать на помощь свою служанку. Ускользнуть ей удается только после того, как Шеридана запирают в комнате.

Гекка больно уязвлена и страдает. Еще одна такая любовная история, грозится она, и она уйдет от него. Но, к счастью, Шеридан уже исцелился от второй безумной страсти своей жизни — от пылкой влюбленности в миссис Кру. Чары Аморетты рассеялись. Темноволосая и черноглазая Аморетта все еще хороша собой, но она очень располнела, а над верхней губой у нее появился заметный пушок. Кроме того, былая вдохновительница Шеридана, которую он почитал за идеал, превратилась с годами в скучную, заурядную особу. По словам Гилберта Эллиота, она стала такой же, как все, ни рыба ни мясо. Больше всего на свете ей нравятся салонные беседы, всяческие споры и обсуждения. Из писаной красавицы получилась записная говорунья. Притом не поймешь, чего у этой любительницы остроумной мужской беседы больше — подлинного вкуса и искреннего интереса или же тщеславия и стремления восхищать собеседников. Она становится утомительной. Она рассказывает о себе и своих знакомых такие вещи, что слушатели немеют от изумления. Она жадно интересуется политическими новостями, выведывает все подробности: что и как, почему, а какого мнения тот-то и тот-то, во что это выльется и чем дело кончится? Ее мысли скачут с такой быстротой, что леди Даглас не может поспеть за ними, да и сама миссис Кру, кажется, тоже.