Бернгард Куглер - История крестовых походов

Во время этой горькой беды один бедуин предложил королю Людовику за большое вознаграждение показать брод через канал, немного в сторону от христианского лагеря. Предложение было принято, и рано утром, 8 февраля 1250 г., большая часть войска потихоньку двинулась, между тем как другая часть осталась караулить лагерь. Переправа удалась без особенных потерь, хотя глубина воды была довольно значительна. Во главе войска должны были идти тамплиеры, а затем должен был следовать граф Роберт Артуа. Но последний просил короля пустить его вперед и обещал не делать необдуманного нападения. Людовик поверил слову буйного принца и допустил этим самым ужасное несчастье. Едва граф Роберт завидел первые неприятельские отряды, как с громким воинственным криком бросился на них. Тамплиеры примкнули к нему. Они на всем скаку достигли Мансуры, въехали в город и проскакали через него, попадавшиеся на пути были раздавлены. Однако мусульмане ободрились в тылу этого войска, забррикадировали Мансуру и вовлекли отрезанные войска в ужасный бой, в котором были убиты граф Роберт, триста французских рыцарей, почти все англичане и около восьмидесяти тамплиеров. Остальные эскадроны крестоносного войска последовали между тем примеру принца, произвели в мусульманском лагере под Мансурой убийства и разрушения и убили самого эмира Фахреддина. Но и здесь неприятель мало-помалу оправился и принудил христиан к ряду невыгодных отдельных сражений. Лучшими войсками неприятеля были мамелюки, туркменские воины, «львы сражений», которых султан Эйюб, подобно своим предшественникам, в большом числе привлек к себе на службу [90]. Главный бой сосредоточивался долго и кровопролитно около отряда рыцарей, которым предводительствовал сам король Людовик. Правда, этот отряд защищался с героическим мужеством, и иной храбрый рыцарь думал, что когда-нибудь расскажет французским дамам об этом жарком дне. Но мало-помалу христиане были оттеснены к каналу, Людовик был в величайшей опасности попасть в руки врагов. Распространилось отчаяние и побудило многих к трусливой попытке бежать через воду. Но течение увлекало ослабленных людей и уносило в море их трупы, вместе с лошадьми и оружием, целыми массами. Тогда лагерному гарнизону удалось с большим трудом перекинуть через канал мост и прийти на помощь к королю. Мусульмане, также сильно истощенные, наконец прекратили бой и предоставили христианам владеть южным берегом канала. Египтяне имели право радоваться такому исходу этого сражения, потому что выгода, которой достигли крестоносцы, была победой Пирра. У них не было средств заполнить те огромные опустошения, которые сделала среди них смерть.

Следующие дни прошли в общем спокойно. Христиане окопали и тот лагерь, который заняли теперь на южной стороне канала, и рядом с прежним временным мостом построили второй, более крепкий мост. Но уже 11 февраля появился с большой силой неприятель и напал со всех сторон на позиции пилигримов. Мусульмане набросились на своих противников с огнем и оружием, сожгли новые укрепления, которые второпях были сделаны только из дерева, и вторглись там и сям в улицы лагеря. Нужна была самая непоколебимая стойкость всех крестоносных рыцарей и самого короля, чтобы мало-помалу уничтожить мусульман, которые считали, что победа уже в их руках, и заставить их покинуть поле сражения.

Сила сопротивления, которую христиане выказывали в этот день, доставила им недели на две спокойствие, прерывавшееся только незначительными стычками. Однако, они не могли воспользоваться этим, чтобы приготовиться к дальнейшему походу на Каир, потому что были уже слишком слабы для этого. Для них был только один выбор оставаться на Ашмумском канале или вернуться в Дамиетту. Последнее могло быть спасением, между тем как первое вело к верной гибели. Слишком гордые для того, чтобы вовремя уступить неприятелю, христиане со дня на день оставались в своем лагере, пока стремительная опасность, в которой они находились, не стала ясна для самых близоруких глаз.

А именно, 27 февраля в Мансуру прибыл юный султан Туранша, и в военные предприятия египтян вошла новая жизнь. Правда, сначала египтяне не сделали нападения на храброе христианское рыцарство, но зато большое число египетских кораблей было тайно переправлено в Нил между Мансурой и Дамиеттой, чтобы напасть оттуда в тыл крестоносного флота. Последний внезапно очутился под нападением с двух сторон и окончательно погиб от двойного натиска. После этого мусульманам было уже не трудно отрезать и сухопутное сообщение между Дамиеттой и лагерем крестоносного войска. Египетские партизанские отряды перехватили целые караваны, которые должны были доставлять съестные припасы к Ашмунскому каналу. В христианском лагере открылся голод и, в связи с жарой африканского лета произвел ужасно опустошительную моровую язву. Наконец, король Людовик понял, что он принужден отступить: он покинул лагерь, лежащий к югу от канала, и удержал только мосты через него с мостовым укреплением на другом берегу. Кроме того, он предложил султану мир и обещал освободить Дамиетту, если христианам возвратят Иерусалимское государство. Но Туранша не согласился на это, и вскоре горькая нужда заставила христиан совершенно покинуть позицию при канале. Ночью с 5 на 6 апреля остатки войска и флота должны были стараться открыть путь в Дамиетту. Но враги были бдительными и заметили приготовления французов к отступлению. Кроме того, это отступление в страхе и злобе было сделано так беспорядочно, что даже не были сломаны мосты через Ашмунский канал, и неприятель был как бы приглашен к быстрому преследованию. Только что пилигримы начали отступление сухим путем и водой, как мусульмане уже всюду следовали за ними по пятам. Серьезный бой загорался только там, где какой-нибудь смелый рыцарь готов был скорее получить мученический конец, чем сдаться «язычникам». В остальном, последним легко давалась победа. Они убивали сколько хотели христиан, которые, слабые и больные, едва двигались, а тем менее могли управлять оружием; остальных они взяли в плен. Король Людовик, может быть, мог бы спастись, если бы, как ему советовали, ушел впереди своих. Но благочестивый воин никак не хотел этого и, наоборот, находился в арьергарде своего войска. Конечно, он также не мог более сражаться, потому что и он подвергся лагерной моровой язве. Он лежал, наконец, глубоко истощенный, на земле, его голова покоилась на коленях у простой женщины, которая в это время была поблизости, его смерть ожидалась с часу на час, между тем как мусульмане подступали все ближе. Его захватили в плен подобно его братьям и всем тем, кто еще был убит на кораблях и на суше отуманенными победой врагами. Почти никто не спасся.