Бернгард Куглер - История крестовых походов

21 августа 1241 года умер престарелый папа Григорий IX. Он оставил своим преемникам двойное завещание: во-первых, заботу о разрушающемся Иерусалимском государстве, а во-вторых, продолжение борьбы с императором Фридрихом, потому что его падение приблизило бы римскую теократию к ее завершению. 26 октября 1241 кардиналы выбрали папой Целестина IV. Но через несколько недель после этого дряхлый старец уже закрыл глаза и последовало междуцарствие, продолжавшееся более чем полтора года, пока наконец, — 24 июня 1243 года — не вступил на престол Петра кардинал Синибальд Фиески, граф Лаванья, под именем Иннокентия IV. Этот папа тотчас обратил внимание на то, чтобы разрешить задачи, которые возлагало на него упомянутое завещание. Во все страны были разосланы воззвания молиться и платить на Иерусалим, его крестовые проповедники ходили с места на место, чтобы собирать деньги и воинов для священной войны, некоторые монахи осмеливались являться с папской грамотой к монголам и мусульманам Египта и Сирии, чтобы их обратить, или по крайней мере настроить милостивее к христианам и на большом соборе в Лионе, в 1245 году, во всем западе объявлен был всеобщий мир на четыре года, предположен и новый крестовый поход и от всего христианского духовенства потребована для поддержки Святой Земли двадцатая часть доходов, которые они получали в следующие три года. Между тем как на самого себя и на своих кардиналов Иннокентий наложил обязательство жертвовать на иерусалимское дело также три года, десятую часть своих доходов. Между тем обстоятельства того времени очень поддерживали эти старания папы. Западным народам наскучили безуспешные походы в Сирию, или они враждовали между собою, как французы с англичанами, или усердно защищали родной очаг от нападения монгольских варваров. Но самое худое было в том, что Иннокентий сам делал невозможным настоящий успех своих крестовых проповедей. Как у Григория IX спасение Иерусалима отошло на задний план перед желанием возвысить папское могущество, точно так у его преемника сердце лежало не к тому, чтобы побить Эйюбитов, а к тому, чтобы уничтожить господство Фридриха, а Святая Земля, как в первом, так и во втором случае платилась за эти деяния. От Иннокентия Фридрих мог ожидать лучшего тем более, что находился с ним прежде в дружбе, но политика римской курии с неодолимой силой шла все дальше по пути, на который раз вступила, а новый папа, хотя и был тонкий ученый, но прежде всего необузданно властолюбивый теократ. Таким образом, он обратил все силы своего духа на спор с императором, снова проклял его на том же Лионском соборе, лишил Фридриха его престолов и освободил его подданных от долга повиновения. Напрасны были уступки, которые делал Фридрих, напрасны его предложения поднять меч по желанию церкви против монголов, харизмийцев и эйюбитов: папа думал только о погибели императора и всех Штауфенов, об истреблении всего «змеиного отродья». Ближайшим следствием этого было то, что крестовая проповедь, относившаяся к Гробу Господню, обратилась против преемника Цезарей. Посланцы папы призывали воинов к священной войне против императора и даже позволяли тем, который дали обет похода в Иерусалим, исполнить его войной против Фридриха. Доход соборов на крестовый поход был обращен в эту войну; народы беспрестанно принуждаемы были к новым платежам и то там, то сям были изобличаемы обманщики, которые желали положить в собственный карман деньги, отданные в церковь. Неудивительно, что при таких обстоятельствах чрезвычайно увеличивалось нерасположение к войне на Востоке. Кого можно было осуждать, за то, что не хотели больше жертвовать своим имуществом или своей кровью и жизнью, если даже папа своекорыстно пользовался для своей личной выгоды благороднейшими побуждениями христианства? Французы не слушали воззваний церкви о помощи; король Генрих Английский заявил послам папы, что его подданные не раз были проведены крестовыми проповедниками и не позволят себя обмануть еще раз; а в Германии развилось такое отвращение к пилигримству, что например, граждане Регенсбурга, ревностные приверженцы штауфенского императорского дома, постановили наказывать смертью всякого, кто носит крест на одежде.

Может быть, никогда бы поэтому не произошло нового обширного крестового похода, если бы именно в это время старое стремление к освобождению Иерусалима, истинный дух Готфрида Бульонского, не воплотился еще раз во всей чистоте в одном из могущественнейших монархов христианства. Это был не кто другой, как король Людовик IX французский, его умная мать, Бланка, воспитала из него умного политика и вследствие этого он с блестящим успехом возвысил могущество французского престола и во внешних делах и относительно беспокойных вассалов, но вместе с тем он представлял своей личностью один из идеальных образов средневекового аскетизма. Он молился днем и ночью, он постился и приказывал бичевать себя, он проливал благоговейные слезы, а после того, как он в конце 1244 года тяжело заболел и окружающие уже отчаялись в его исцелении, то его первым словом после глубокого обморока было, как говорят, приказание, чтобы на его плече был прикреплен знак креста пилигримов. Его близкие испугались и старались навести его на другие мысли, но он упорствовал в своей воле, принял крест и, после того, как Лионский собор утвердил упомянутые выше решения способствовать священной войне, он созвал вельмож своего государства в парламенте в Париже. Здесь его пример и проповедь папского легата, кардинала Одо Тускуланского, повлияла так, что целый ряд знатных господ решил принять участие в странствии к Святым местам, между прочим, три брата короля, Роберт Артуа, Альфонс Пуатье, Карл Анжуйский, затем герцог Гуго Бургундский, граф Вильгельм Фландрский, граф Петр Бретанский, а из числа менее сильных Иоанн Жуанвильский, сенешаль Шампанский, достойный биограф короля Людовика. Между тем до начала крестового похода и после этого было еще далеко. Едва ли было достижимо всеобщее поднятие христианства к войне с исламом, о чем мечтал Людовик, и даже число французов, которые заявили готовность к крестовому походу, было недостаточно для того, чтобы приступить к нему с основательными надеждами на успех. Из последнего затруднения король, как по крайней мере рассказывают, вышел тем, что велел сделать тайно знаки креста на новых одеждах, которые он по обычаю дарил на Рождество всем своим приближенным и поэтому сделал почетным долгом для своего рыцарства следовать за ним на Восток. Но вне Франции предприятие Людовика не нашло большой поддержки. Только в Англии, с которой после долгой распри король заключил наконец перемирие, некоторые бароны и епископы приняли крест и решили участвовать во французском крестовом походе. Затем дал еще обет совершить странствие к Святым местам король Гакон Норвежский, и Людовик предложил ему, как опытному мореплавателю, принять управление всем флотом пилигримов, но Гакон устрашился обязательства, которое могло бы отсюда произойти, и поэтому ответил, что его норвежцы слишком буйный народ, чтобы он мог вести его в Сирию вместе с французами; и он вскоре отложил поход на Восток, потому что римская курия позволила ему обратить оружие против язычников по его соседству [89]. Если бы только Людовику удалось, как он долго надеялся, получить подкрепление для своего войска из Германии и Италии! Но здесь все зависело от хода отношений между императором и папой. Фридрих искал мира и потому вызывался, как только позволят ему обстоятельства, или сам он пойти в Сирию, или отпустить с французами своего сына Конрада, или по крайней мере поддержать французов по мере сил кораблями, оружием и съестными припасами. Людовик с радостью слышал такие слова и неоднократно старался быть посредником между императором и папой, потому что, несмотря на свое смирение, благочестивое настроение, он был вполне убежден, что Иннокентий относился к своему противнику с безмерным гневом и ненавистью. Но папу нельзя было смягчить: в Италии свирепствовала борьба Гвельфов и Гибеллинов, в Германии выставляли одного за другим антикоролей против Штауфенов, и потому в обеих странах нечего было и думать об оживлении прежней охоты к странствиям в Святую Землю. Наконец, и в самой Франции явилась серьезная опасность для римской теократии и для крестового похода Людовика IX. Большое число французских баронов, возмущенных властолюбивыми требованиями папы и приверженного ему духовенства, составило союз для ограничения богатых владений церкви в деньгах и имениях и для сокращения судебной власти клира, и знатнейшие сановники Франции, и во главе их королева-мать. Бланка, должны были еще раз настоятельно просить короля, чтобы он не исполнял обета, данного им только в болезни, по крайней мере не рискуя собой, потому что не представляется никакой надежды на успех при том раздоре, который господствовал как на Западе, так и на Востоке. Однако Иннокентий с большою ловкостью противодействовал этому союзу тем, что привлекал на свою сторону то одного, то другого влиятельного человека, оказывая милости, и говорят, что представления своих подданных благочестивый Людовик обезоружил тем, что согласился с их требованием сложить крест, которого он потребовал в невменяемом состоянии болезни, но тотчас после того потребовал себе знак креста, как человек здоровый и с сознательной волей. Таким образом, было решено, что новый крестовый поход будет предпринят пока только небольшим французским войском с небольшим отрядом англичан.