Бернгард Куглер - История крестовых походов

Но тем временем началась еще другая война креста против неверных, и только она одна в то время достигла чистого и полного успеха. Весною 1147 много нижерейнских, фризских и английских пилигримов решило отправиться на кораблях в Сирию. Сборным местом отдельных эскадр была английская гавань Дартмут. Оттуда 23 мая отплыли в море 164 корабля с приблизительно 13.000 человек. При сильных бурях пилигримы достигли испанского берега, посетили святыни Сан-Яго де Компостелла и в половине июня высадились на берег в Опорто. Епископ этого города, по поручению короля Альфонса Португальского, просил их помочь ему при осаде еще магометанского Лиссабона. Большинство из них было готово на это; но так как некоторые возражали, и вообще в этой пестрой толпе, составленной из различных народностей, трудно было провести твердое решение, то прошло еще несколько недель прежде, чем они обязались принять участие в войне, в надежде на богатую добычу. Но это время не было однако потерянным, потому что между тем король Альфонс собрал свои войска под Лиссабоном и пилигримы последовали за ним туда морем. Взять город была не легкая задача, он имел чрезвычайно крепкое положение и в нем, как говорят, насчитывалось не менее 200.000 жителей. Несмотря на это, крестоносцам удалось проникнуть в нижние части города и занять их уже 1 июля, хотя они высадились на берег только за три дня перед тем. При осаде цитадели, конечно, должно было прорыть минные ходы, выстроить подвижные башни и пустить в дело тараны и метательные машины, и в течение многих недель вокруг неприятельских стен бушевала ожесточенная битва с переменным счастьем. Но, наконец, у осажденных истощились съестные припасы, в их рядах стали свирепствовать голод и болезни, и приближалась минута, когда штурм должен был неминуемо привести к падению цитадели. Мусульмане не стали ждать этого и сдались на капитуляцию 21 октября 1147 г. за свободное отступление. Умный король Альфонс приобрел этим тот город, который мало-помалу стал краеугольным камнем и центром его государства. А пилигримы приобрели в завоеванном городе, который был оставлен им на разграбление, несметные богатства. Они остались в Португалии еще до 1 февраля следующего года, а затем отплыли в Сирию, где многие из них несомненно приняли участие в несчастном походе королей Германии и Франции против Дамаска.

Едва только короли Конрад и Людовик покинули Сирию, мусульмане со всех сторон ворвались в области крестоносных государей. Муинеддин-Анар из Гаурана опустошил христианскую область и этим вынудил иерусалимцев начать мирные переговоры. Нуреддин обратился сначала против государства Антиохийского, взял несколько замков и грозил Апамее, но еще раз был отбит Раймундом и поэтому вскоре после того направился к югу, чтобы пока напасть на иерусалимцев. Он нанес им кровавое поражение в окрестностях Босры; но и на этом театре войны не мог тотчас достигнуть решительного успеха, вероятно, потому, что иерусалимцы опять соединились с дамаскинцами для того, чтобы, как в прежние годы, сообща дать отпор превосходным силам галебцев. Но неутомимый Нуреддин вывел из этого только то заключение, что он должен снова возобновить северно-сирийскую войну, поспешил немедля назад к Оронту и окружил антиохийский замок Анаб. После этого Раймунд быстро собрал небольшое количество солдат и с ними, не ожидая остального войска, бросился навстречу более сильному неприятелю, может быть, с намеренной безумной отвагой, так как после событий последних лет ему едва ли можно было надеяться на что-либо, кроме почетной смерти. Его небольшой отряд был 29 июня 1149 г. окружен и истреблен сельджуками; сам он был убит. Нуреддин энергически воспользовался этой победой, прошел всю Антиохийскую область и купался в Средиземном море на глазах своего войска, как будто он хотел дать понять каждому, как далеко он желал распространить свои завоевания. Сама Антиохия была в то время спасена только мерами обороны, принятыми патриархом Аймерихом, но опасность для северной Сирии еще увеличилась, когда перешел к нападению султан Масуд Иконийский, сын Килидж-Арслана, и прежде всего осадил графа Иосцелина в Телль-Башире. Правда, молодой король Бальдуин, наконец, пришел теперь к разумному решению, с сильным войском поспешил он с помощью на север, сам лично выступил против Нуреддина, послал партизанский отряд против Масуда и действительно на всех пунктах достиг сносного мира. Но уже в следующем, 1150 году, граф Иосцелин был взят в плен туркоманскими ордами по подстрекательству Нуреддина, и когда после того сельджуки снова вторглись в христианские области, Бальдуин больше не нашел в себе сил во второй раз серьезно вступиться за угрожаемые местности. Правда, он снова отправился в Антиохию; но, когда там император Мануил прислал к нему посольство с предложением взять на себя защиту против неприятеля остатков графства Эдесского, он тотчас согласился на это, собрал христианских жителей тех местностей при больших трудностях и опасностях повел их на юго-запад к Оронту. Напрасно многие из его баронов просили его предоставить им эдесские города и замки, потому что они одни были бы в состоянии защитить их против сельджуков. Пустые местности заняли греческие гарнизоны, но на них немедленно напал Нуреддин, и все они погибли в продолжение немногих месяцев, так что с тех пор на северо-востоке от Антиохии под христианским владычеством не осталось уже ни пяди земли.

Таким образом, 1149 и 1150 года прошли для крестоносных государств крайне бедственно. Между тем самым худшим в это время, может быть, было еще не то, что князь Раймунд был разбит и погиб, или что граф Иосцелин был взят в плен, и его страна добровольно была предоставлена грекам, но скорее то, что король Бальдуин оказался неспособным энергически и разумно взять на себя решение тяжелой задачи, которую теперь судьба отдала в его руки. Правда, король был высокий и прекрасный юноша, храбрый и сведущий в военном деле, красноречивый и тонко образованный, так что, например, он мог к общему удовольствию разрешать трудные юридические случаи; ему не вредило и то, что он был страстно предан игре, что по крайней мере в первые годы мужества очень любил женщин; но для его правления стало пагубно то, что ему совсем недоставало верного взгляда, чтобы стать, как ему теперь приходилось, передовым борцом всего христианства на Востоке.

Всего хуже это обнаружилось уже в 1150 году и во внутренних делах крестоносных государств. Король Бальдуин был тогда в ожесточенной вражде со своей матерью Мелизендой, которая все еще стояла во главе иерусалимского правительства и не хотела передать сыну власть, которою она пользовалась по смерти Фулько, так скоро, как он желал. Раздор между ними усилился тем, что королева отдала все свое доверие любимцу, своему родственнику Манассе, которого она сделала коннетаблем государства, тогда как Бальдуин с таким же доверием отдался его врагам. После отвратительной ссоры пришли к самому несчастному решению, — разделить иерусалимскую область на четыре большие части, из которых две (провинции Тир и Аккен) молодой король удержал себе, а другие две (Неаполис и Иерусалим) предоставил матери. Это разделение, конечно, только еще усилило разлад, потому что для обеих половин государства была большой тягостью эта произвольно поставленная между ними граница. В скором времени Бальдуин призвал свое рыцарство на борьбу, принудил коннетабля оставить страну и осаждал собственную мать в замке Давида в Иерусалиме, пока она не обещала отдать по крайней мере Иерусалим и удовольствоваться Неаполисом. Правда, этим закончилась отвратительная война, и господство Бальдуина в государстве было существенно обеспечено, но понятно, что печальные последствия этих событий сказывались еще долго.