Бернгард Куглер - История крестовых походов

Это был большой успех. Гордый город, носивший почетное название «Сирийской невесты», был, наконец, побежден: радостная весть была с торжеством распространена среди народов Запада. И однако этот большой успех заключал в сущности гораздо большее несчастие. Потому что Аскалон уже давно перестал быть опасным для христиан: под стенами этой крепости они потратили невозвратно много времени, силы и денег, и за это были тотчас наказаны самым жестоким образом.

А именно до сих пор Иерусалимское государство было еще кое-как защищено от Нуреддина эмирством дамасским, потому что в последнее время между ними опять установились дружеские отношения. Но теперь в Дамаске правил уже не умный визирь Анар, а близорукий и слабый государь, эмир Мудширеддин. Кроме того, подданные были недовольны политикой их властителей, с тех пор как оказалось (в 1147 и 1148 годах), что союз с бесхарактерными христианами давал очень сомнительную поддержку для сохранения их самостоятельности. Когда теперь Аскалон был стеснен и эмир Дамасский помешал Нуреддину освободить «Сирийскую невесту», тогда дамаскинцы стали склоняться к подданству великому эмиру Галебскому. Нуреддин воспользовался этим очень хитро и ловко, овладел в 1154 году почти без борьбы всем эмиратом и тотчас перенес свою резиденцию в Дамаск.

Это был страшный противник, который теперь непосредственно угрожал как Иерусалиму, так и Антиохии. Нуреддин был ревностный мусульманин, справедливый и добрый к самому последнему из своих подданных, исполненный, как его отец, самого заботливого участия прежде всего, к солдатам, которых он вел на войну. Борьба против христиан была для него задачей жизни. Для того, чтобы иметь возможность исполнить ее, он с бережливой строгостью относился к своим средствам, и только тогда брался за оружие, когда был уверен в победе. Но он поступал так осторожно потому, что правильно судил о характере своих врагов. Он хорошо знал их слабости и ошибки, их раздоры, страсть к наслаждениям и особенно тупое отсутствие плана в их политике; между тем франкские панцирные всадники в рукопашном бою еще так бесконечно превосходили его легкие войска, что война с ними представляла самые серьезные опасности, и только мало-помалу могла быть приведена к счастливому успеху. Едва только Нуреддин занял Дамаск, как к нему пришли христианские послы и в глубоком страхе перед его могуществом просили о перемирии. Эмир согласился на это, и затем последовали два странных года, которые были ни миром, ни войной. Потому что обе стороны нарушали перемирие, когда им это было на руку, но после короткой войны снова его возобновляли. Но Нуреддин воспользовался этим временем для старательного вооружения, тогда как христиане беспечно жили изо дня в день. Наконец злое предательство Бальдуина повело к самым бедственным катастрофам. А именно, в окрестностях Баниаса расположились под покровительством христиан арабские и туркестанские орды. В начале 1157 г. король напал на них, побуждаемый жадностью к добыче, и отнял у них все их богатство — их лошадей и вьючных животных. Нуреддин ответил на это общим нападением. С Евфрата один из его второстепенных военачальников напал на северно-сирийских христиан; в южную часть Иерусалимской области сделали опустошительный набег воюющие с ним египтяне; сам он пошел на Баниас. Владетель этого места, Гумфрид Торонтский, призвал сначала на помощь рыцарей Иоаннитского ордена, которые и двинулись в поход, но еще прежде чем дойти до цели, они были отбиты Нуреддином в кровавом сражении. Затем эмир осадил Баниас и уже взял нижний город, когда его известили, что сам Бальдуин двинулся на выручку Гумфрида. Он тотчас снял осаду и осторожно избегнул боя. Но когда король возобновил разрушенные укрепления Баниаса, отпустил часть своего войска и с его остатками в полной беспечности начал обратный путь на юг, тогда Нуреддин внезапно напал на него и нанес его отряду уничтожающее поражение, которое на этот раз особенно сильно обрушилось на тамплиеров. Множество пленных, которых захватили мусульмане, были проведены по улицам Дамаска с ругательствами и насмешками, в то время, как эмир тотчас опять принялся за осаду Баниаса.

В этой беде Бальдуин призвал на помощь антиохийцев и триполисцев и этим вторично отпугнул эмира от Баниаса. Вскоре затем пристал к Бейруту граф Дитрих Фландрский с сильным рыцарским отрядом. В первый раз он был в Иерусалиме уже в 1138 году, принимал потом участие во втором крестовом походе, и теперь, несмотря на печальные опыты прошлого странствия, в третий раз прибыл в Святую Землю, одушевляемый воинственным жаром. При его помощи надеялись нанести неприятелю значительный урон, но не добились ничего, пока в конце 1157 г. не заболел тяжело Нуреддин и в его государстве не начались беспокойства при известии, конечно, ложном, об его смерти. Христиане воспользовались плохим положением противника, двинулись со всеми силами к Шайцару на Оронте, в то время немаловажному городу, взяли его и его замок, но затем перессорились, потому что граф Дитрих хотел быть владетелем города, но при этом не хотел принести ленную присягу князю Раймунду, но разве только королю Бальдуину, и потому они в конце концов опять сняли осаду. Чтобы поправить эти постыдные дела, они, правда, соединились потом еще раз для совместной войны и в начале 1158 года осадили большой и крепкий замок Гарим, который с несчастного 1149 года был под властью Нуреддина и был почти необходим для безопасности Антиохии. Но когда Гарим сдался им, они разделились, довольные небольшим успехом.

Тем временем Нуреддин выздоровел, весною 1158 года вторгся в Иерусалимскую область по ту сторону Иордана и даже вышел на открытый бой против короля и графа Дитриха, которые поспешно собрали свои войска. Таким образом, на этот раз он действовал совсем против своего обыкновения, но, может быть, он хотел решить дело сразу, чтобы одной славной победой совершенно исправить те потери, которые он понес во время своей болезни. Между тем время для таких отважных предприятий еще не пришло. 15 июля войска встретились на берегу Тивериадского озера. Крестоносные рыцари с непреодолимой яростью бросились на эскадроны Нуреддина, совершенно рассеяли их, произвели страшную резню среди бежавших и едва не взяли в плен самого великого противника. Но, несмотря на этот блестящий успех, положение дела было в сущности то же, как и прежде. Бальдуин не мог устроить обширного христианского предприятия против Дамаска или Галеба, граф Дитрих скоро вернулся на родину, а Нуреддин восполнил потери своего похода старательными вооружениями.

В 1159 все сирийские владетели были поражены и встревожены походом греков. Дело в том, что император Мануил со второго крестового похода не терял из виду Антиохию и прилежащие страны, но до сих пор при всех попытках приобрести там большую власть, имел только плохой успех. Потому что в 1150 г. он, как уже было замечено, получил остатки графства эдесского, но тотчас опять потерял их. Потом, когда к Констанце со всех сторон приставали с предложениями второго брака, он тщетно, старался предложить ей греческого принца. Затем он вступил в войну с армянским князем Торосом и при этом лишился городов нижней Киликии, которые были в византийских руках со времени императора Иоанна. Наконец, он побудил князя Райнальда Антиохийского воевать с армянами, и тот по своей дикости без всяких колебаний напал на старых друзей крестоносцев; но когда награда, обещанная за это императором, получена не была, то Райнальд сделал в 1157 г. дерзкий набег на византийский Кипр и страшно опустошил прекрасный остров. Но в противоположность этому, в то же время отношения греческого двора к Иерусалимскому государству стали лучше, чем когда-либо прежде, когда король Бальдуин в том же 1157 году отправил в Константинополь торжественное посольство, просил себе в жены принцессу из дома Комненов и действительно получил внучку императора, прекрасную Феодору, с богатым приданым. Поэтому Мануил думал, что настало время лично явиться в Сирию и распорядиться тамошними делами по своей верховной воле. Едва он вступил с сильным войском в Киликию, то сначала Торос бежал в ближайшие горы, потом Райнальд смиренно просил прощения и наконец Бальдуин явился с вежливым посещением к своему высокому родственнику. Король был с почетом принят в императорском лагере; но армянин должен был уступить часть своей страны, и остаток ее сделать византийским леном, а упорный князь Антиохии был прощен только тогда, когда он с обнаженной головой и босой, на коленях подавая обнаженный меч, признал верховную власть константинопольского императора.