Виталий Надыршин - Земля необетованная

– Соседки же не знают, где вы работаете, а то бы языки свои попридержали бы.

– Я не обижаюсь. А вот, что вы белый и пушистый – не верю. Все вы мужики пушистые, когда вам что-то надо… А жаловалась она – супруга, на ваше, Семён, нежелание дочку родить. Ох… молодёжь, советую с этим не тянуть. Бабушкам и дедушкам внуки ой как нужны. Потом поздно будет.

И женщина вздохнула.

Совсем ещё не старая, и по-своему даже привлекательная, в крупных очках, в неизменной белой блузке с буржуазным бантиком из завязок у самой шеи, в тёплой безрукавке с большим вырезом, в длинной шерстяной юбке, она работала секретарём у Заковского уже много лет.

…Как и её начальник – латыш по рождению, Аделаида тоже родилась в Курляндской области, но в русской семье. Правда, тогда сына бедного лесника Эрнста Штубиса звали не Леонид, а Генрих. Аделаида была старше Генриха и жила рядом с Либавским городским училищем, откуда за участие в первомайской демонстрации её будущего шефа выперли после окончания второго класса. За свою революционную деятельность сын лесника – Штубис, потом часто сидел по разным тюрьмам и ссылкам.

Фамилию на Заковского, Генрих поменял, когда в июле 1917 года перешёл на нелегальное положение. Он возглавлял отряды специального назначения, подавлял восстания крестьян в Астрахани, Саратове, Казани… Был причастен к массовому террору и расстрелам несогласных с политикой партии большевиков… В 1918 году Заковский поступил на службу в ВЧК. В 1928 году Генрих-Леонид обеспечивал безопасность во время поездки Сталина в Сибирь. Энергичный чекист понравился руководителям ВЧК и с тех пор карьера латыша Леонида Заковского резко пошла вверх…

– Учту, обязательно учту вашу претензию к нам – мужикам, Аделаида Ферапонтовна.

– Учтите, учтите, молодой человек. Я вот спросить у вас хочу…

Секретарь развернула газету «Известия». – Супруга ваша говорила вы из Крыма?

– Я – считай, крымчанин, Наташа – нет. В Крыму и сейчас мои родители с сестрой и младшими братьями живут.

Пожилая женщина посмотрела на дверь кабинета начальника и слегка приглушённым голосом спросила: – Скажите Семён, вы как следователь, в курсе видимо… Она опять бросила взгляд теперь уже на входную дверь, – судя по процессам, в Крыму ещё остались еврейские поселения?

– Что вы, Аделаида Ферапонтовна. Остались, конечно. Раньше, с образованием колхозов, конечно, тяжеловато было. Первое время радовались обретённой земли, но потом… Отец и старшие братья на своём участке с ломами в руках долбили целинную землю, выкорчёвывали камни, пахали, сеяли. Жили впроголодь на хлебе и воде. Вы, наверное, не в курсе: евреи работали у себя на участке и в колхозе, считай даром. Скажите, ну что это за заработок 5-10 рублей за сезон? А зерно, что собирали, сдавали в колхоз по смешным ценам. Переселенцы, отец писал, ругались с представителями «Агро-Джойнта», что за кредиты зерно это собирали. А тут ещё наши знакомые из деревни Айбары 36 36 Село Войково в Первомайском районе Крыма. приехали к нам. В их деревне проживало полторы сотни жителей, так татары весной 1928 года устроили там драку с переселенцами. Ночью кто-то в окно наших знакомых камень бросил, всю ночь у них за окном орали «бей жидов спасай экономию»… Всё было… Многие евреи после первого же года уехали.

– А выйти из колхоза нельзя было?

– Помните в тридцатом году статью товарища Сталина в «Правде»: «Головокруже́ние от успе́хов…»… Тем, кто вышел из колхозов, такие нормы хлебозаготовок назначили, что рассчитаться людям не хватало всего урожая. А не сдал – штрафы, продажа имущества за бесценок. Многие переселенцы сдали свои участки и переселились кто куда. Что и говорить, дров много наломали. Я то, правда, в Москве учился в то время.

– Но выжили же, Семён, – сочувственно произнесла Аделаида Феропонтовна.

– Выжили, а куда деваться? Был летом у своих родителей во Фрайдорфе – это центр еврейского района в Крыму. Когда-то был небольшой, замызганный посёлок в северном Крыму, со временем он превратился в крупный районный центр. Каменные дома, свои подстанции, железная дорога строится на Евпаторию… А какой парк разбили по центру города… Залюбуешься! Два техникума: педагогический и механизации. Занятия в них идут на русском, и на иврите. Своя газета и тоже на русском языке и иврите. Жить можно, чего уж там. Только мать жалуется в письмах, что из первых переселенцев в районе осталось совсем мало еврейских семей – четверть, не более, это – тыщи три, не более. А в соседнем – Лариндорфском районе, что-то около четырёх всего. Грустно, конечно. Зато, у тех кто остался, жизнь стала полегче.

– А что же супруга ваша жалуется, мол, жить в Крыму трудно.

– Видимо, перенимает еврейские привычки. Вы что, евреев не знаете? Жаловаться – наша национальная черта. Отец – нет, тот больше философствует, и нами – детьми, как и все евреи, перед соседями хвалится. А вот мать моя всегда недовольна всем. И то плохо, и это. И картошка, говорит, не так растёт, и капуста вянет, кабачки с ноготок… И потом, маме, таки, скучно: дети разъехались. Одна сестра с мужем в соседний Ларинсдорфский район переехала, другая – в Симферополь. Братья по районам мотаются: бригады по ремонту техники возглавляют. Вот матери и скучно, некем, кроме мужа, командовать. В еврейских семьях ведь как? – жена всегда командир на белом коне. Вот и супруга моя тоже пытается перенять и эту привычку.

– Да уж, вами покомандуешь!

– Но в целом, жить, Аделаида Ферапонтовна, действительно, стало похуже. Поначалу-то «Агро-Джойнт» помогал еврейским поселенцам и колхозникам ссудами под небольшие проценты, слышали, наверное, об этой организации. На их деньги колодцы рыли, трубы тянули, трактора покупали… Но… что-то не сладилось там – наверху. Где-то с середины тридцатых годов интерес правительства к евреям ослаб. Почему, не знаю… Но евреи покидают крымские земли.

– Так посмотрите, Семён вокруг. Заводы, электростанции строятся, и много ещё чего… Кругом люди нужны, тем более умные.

– Может и так! А ведь в Крыму было только два еврейских района, что на фоне других: татарских, немецких, украинских – лишь незначительная часть от всего населения.

– Что же вашим, Семён, соотечественникам не нравилось? Ну, и живите себе. Все кто против был уже пересажали и продолжают…

Семён пожал плечами и развёл в стороны руки.

– Вроде бы евреи, по-крайней мере, крымские, за советскую власть… Странно как-то всё это! Постоянные аресты… Большая часть руководителей еврейских организаций по нашему ведомству теперь проходит. Всё идёт к тому, что вот-вот прикроют еврейские организации.

И Гершель вдруг решительно, скорее испуганно, добавляет: – Заедает нас Аделаида Феропонтовна, мировой еврейский сионизм, еврейские шпионы вокруг… Так и норовят… Так и норовят…