Виталий Надыршин - Земля необетованная

Он заглянул в открытое окно одного их автомобилей. От восхищения поцокал языком, покачал головой, и открыл дверь авто. Затем усадил внука на сиденье водителя.

– Глянь, внучок, какая бибика!

Мишка тут же двумя руками вцепился в руль и завизжал от радости. А Лейб с силой нажал на клаксон. Раздался резкий автомобильный сигнал. Проходивший мимо народ всполошился.

– Дед, ты чё делаешь? Обалдел, что ли? Быстро убери ребёнка, – заорала кассирша.

Старший Гершель не смутился. Он медленно расправил плечи, не спеша развернулся на голос и, с видом человека, в кармане которого завалялась уж никак не меньше сотни ассигнаций, но не желавшего тратиться понапрасну, спокойно произнёс: – Чё орёшь? Таки я имею желание прокатиться до Севастополя.

Слова старика на кассиршу подействовали, она сменила тон. – Заплатите и езжайте на здоровье, мужчина. Водитель ждёт.

– 10 рубчиков – с багажом? – важно уточнил Лейб, пытаясь при этом выдернуть внука из салона. Выдергиваться Мишка не хотел, мёртвой хваткой вцепившись в руль.

– Десять рублей – один человек и один чемодан, мужчина.

– Что… – отстав от внука, возмутился Гершель-старший. – Сеня, куды смотрят органы. Грабёж посредь белого дня. Пойдём Мишаня. У меня своя бибика с открытым кузовом имеется.

– Тосьно! Не блеси, дед! – с сожаленьем отпуская руль, недоверчиво произнёс мальчишка.

– Не брешу, внучок, точно тебе говорю. Таки не так быстро поедем, но с ветерком, обещаю!

Поняв, что этот дед не собирается покупать билеты, кассирша брезгливо скривилась: запах толи навоза, толи лошадиного пота, исходившего от старика, теперь её сильно стал раздражать.

Шмыгнув носом и, не скрывая презрения, кассирша зло бросила: – Ходют здесь разные, ходют, работать мешают.

– Отец, это тебе, таки, не «Антилопа Гну», – вспомнив Ильфа и Петрова с их «Золотым телёнком», давясь от смеха, крикнул Семён.

– Ой, папа, а вы ночью под луной не будете голых пассажиров катать? – поддержала мужа Наташа, и тоже расхохоталась.

Лейб книгу эту не читал, а потому удивлённо посмотрел на детей.

– Голыми?!.. Таки, зачем? Придумаете, тоже… – только и произнёс он.

Взвалив на себя чемоданы, в хорошем настроении, Гершели направились в сторону стоянки гужевого транспорта.

Среди множества телег и лошадей, свою кобылу – серую, в яблоках», Лейб вычислил сразу. Поставив Мишку на «бибику», он натренированным взглядом тут же определил: спёрли пару охапок сена. Затем пошарил рукой под слоем оставшегося сена и вздохнул с облегчением: подарок внуку – сшитый «на глазок» костюмчик, был на месте.

Из Симферополя выбирались долго. Пробки на перекрёстках, трамваи, да и просто толпы горожан, пересекавших улицы где придётся… Не разгонишься. Впрочем, серая кобыла и не собиралась разгоняться, несмотря на грозные команды Мишки, державшего вожжи. На его команды и слабое похлопывание вожжами по своей спине, она только вяло поворачивала голову, как бы говоря: слышу, мол, слышу – отстань. Да ещё пару раз выдавила из себя на дорогу экскремент, от чего глаза изумлённого ребёнка чуть не вылезли из орбит. – Деда, деда, «бибика» какает! – кричал Мишка, ручонкой показывая на кобылу.

Лейб хохотал, глядя на внука.

Но вот, потянулись окраины города, и Гершели выехали на дорогу, ведущую в сторону Евпатории.

И опять жара, август 1938 года – невыносимая полуденная крымская жара, полупустынные улицы. Но все знают – Земля вертится, и ближе к вечеру, в Симферополе слегка повеяло прохладой. Город стал оживать. Ну вот, вроде бы, и отдышаться можно… Вздохнуть полной грудью ещё недавно раскалённый, а теперь чуть-чуть остывший воздух… Однако, не дышалось.

Раскалённые за день мостовые и здания, словно аккумуляторы, зарядившись за день дармовой энергией, с уходом светила с зенита, тут же бесцеремонно дохнули проклятую духоту в прохожих.

У самой кромки берега речки Салгир 56 56 Самая длинная река Крыма. , несущей свои воды со склонов не близкого от города Чатыр-Дага 57 57 Горный массив Крыма. , на скамейке с поломанной наполовину деревянной спинкой, прикрыв глаза и о чём-то мечтая, сидела Наташа Гершель. Рядом с ней лежали детские сандалики, хозяин которых – сын Мишка, стоя по щиколотки в воде, плескался в речке, и ребёнок был счастлив, о чём свидетельствовали его радостные крики, местами переходящие в восторженные вопли.

Салгир в разгар сухого лета скорее напоминал ручей, который без труда в это время года перепрыгнет и ребёнок. Вода в нём – мутная, замусоренная, и протекал он по городу лениво, без желания. Но горожане знали: пройдёт время, наступит осень с её дождями в горах, зимой – с шапками снега, и этот ручеёк раскинется вширь, забурлит, очистится от мусора и станет полноводной горной рекой.

Плачь ребёнка заставил мать приоткрыть глаза. Мишка ревел, показывая рукой на медленно уплывающий от него кусок дерева, похожий, по его мнению, на кораблик.

– Догони, сынок, чего ревёшь? Всё равно ноги намочил.

Довольный Мишка зашлёпал по воде, и вскоре догнал свой кораблик.

Наталья опять погрузилась в свои думы. Сквозь щелку глаз на противоположной стороне реки она разглядывала длинное, строящееся трёхэтажное, плавно изогнутое здание с красивой ротондой наверху. При виде этого архитектурного излишества сердце её замерло, дурацкие мысли полезли в голову…

…«Вот она стоит в белом, с ажурной выделкой, длинном бальном платье, а рядом Сеня, в форме маршала, с усами и с шашкой на ремне… А вокруг люди, люди… Откуда-то сверху льётся тихая музыка, все улыбаются, все спешат поздравить её и Семёна с получением квартиры в этом шикарном доме. А вот музыка обрывается, и сам Сенин, недавно назначенный начальник крымского отделения НКВД капитан Якушев, на маленьком, но таком милом подносике, несёт им ключи от их квартиры…

– Девушка, девушка, – неожиданно услышала она над собой старческий голос. – Ваш мальчик? Заберите от греха подальше его от воды…

Наташа испуганно вскочила.

Перед ней стояла сухонькая старушонка – «божий одуванчик», в соломенной старомодной шляпке, в белой блузке с красивым ажурным воротничком ручной вязки, в туфельках с белыми носочками, и подслеповато щурясь, показывала рукой в сторону её сына.

– Эти дети, такие набаловные, никогда старших не слушают, – продолжала сетовать старушка. – Я вот помню, мои внучата…

Позабыв поблагодарить бабку, Наташа кинулась к Мишке.

В погоне за корабликами, колотя радостно палкой по воде, маленький сорванец стоял в воде уже почти по пояс. – Мама, мама я их топалю, а они не топаляться…

– Ох, сейчас папа придёт, ох, кому-то по одному месту нашлёпает…

– Тебе, – авторитетно заявил сын. – Я исё маленький… Маленьких не шлёпнуют.