Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Махин родился в Иркутске 15 апреля 1882 г. в семье урядника Оренбургского казачьего войска, разжалованного и сосланного на каторгу за оскорбление офицера, совершенное в нетрезвом состоянии [646]. В 1917 г. (по другим данным, в 1906 г. [647]) подполковник Махин вступил в ПСР, возглавив штаб военной организации партии. А в 1918 г. по приказу ЦК партии поступил на службу в Красную армию [648]. Как впоследствии вспоминал Г.А. Семенов (Васильев), некоторое время возглавлявший в ПСР красноармейский отдел, «мы сосредотачивали особое внимание на работе в красноармейских частях: на вливании в формирующиеся части возможно большого [649]количества наших людей, подборе нашего командного состава для этих частей и создании наших ячеек» [650]. Именно так подполковник Махин оказался в рядах Красной армии, где вскоре достиг высоких постов – стал начальником Уфимского полевого штаба и командующим 2-й армией (26 июня – 3 июля 1918 г.). Произошло его назначение на пост командарма не без помощи бывшего прапорщика Мартьянова, тоже эсера, служившего в штабе советского Восточного фронта [651].

При подходе чехословацких войск к Уфе Махин выехал из города со своим адъютантом навстречу командиру Поволжской группы чехословацких войск полковнику С. Чечеку и заявил ему: «Я начальник штаба красных войск в Уфе. Зная о вашем приближении, я разослал все части так, что вы можете войти в город беспрепятственно. Дальнейшее мое личное пребывание в городе – невозможно. Возвратиться туда мне нельзя… Идите на эту крепость смело, не раздумывайте, достаточно одной части, чтобы забрать город» [652]. Таким образом, Махин фактически сдал город белым. Вскоре после своего перехода на сторону Комуча Махин возглавил части Народной армии Хвалынского района (с 15 июля 1918 г.) и был произведен «за проявленное мужество и самоотвержение в боях против большевиков» в полковники. 18 октября 1918 г. он получил назначение на должность начальника 1-й Оренбургской казачьей пластунской дивизии с зачислением по Оренбургскому казачьему войску [653]. Находясь именно на этой должности, Махин принял участие в попытке социалистического реванша в Оренбурге. К тому же он пользовался доверием другого участника заговора – башкирского лидера А.-З. Валидова [654].

В отличие от многих других старших офицеров, участвовавших в борьбе с большевиками, полковник Махин по своим политическим взглядам был убежденным противником монархии. Тезисно его политическая позиция изложена в «Записке о ближайших задачах, стоящих на очереди в связи с возобновлением войны с Германией», составленной им для Комуча 17 июля 1918 г., и состоит всего из трех пунктов:

1) подъем народных масс на борьбу при опоре на рабочих и крестьян;

2) единственно возможный лозунг – «Земля и Воля, независимая демократическая Россия»;

3) борьба с большевиками [655].

Все эти положения соответствовали политической программе ПСР. Постепенно Махин переходил на более левые позиции. Более ярко политические взгляды Махина выражены в переписке, относящейся к периоду эмиграции. Так, 14 апреля 1924 г. Махин, находясь в Белграде, писал своему другу, бывшему управляющему ведомством финансов Комуча И.М. Брушвиту в Прагу о деятельности в Югославии: «Проделал большую работу, подготовил почву в правительств[енных] кругах и вдруг выйдет конфуз. Торжество у черносот[ен] н[ых] будет огромное, а вера в нас окончательно пропадет. Нужно сказать, что демократическая работа находится вся в зависимости от учреждения нашего представительства. Погибнет это дело – погибнет и надежда на какой-нибудь просвет у демократической части беженства» [656]. Или еще одна не менее красноречивая цитата: «Пришлось здесь покупать литературу для М ваИностр[анных] Дел, чтобы выяснить связь монархистов с немцами. Стоит тоже сотни динаров. Но это расход, который нигде показать нельзя…» [657]По мнению лидера ПСР В.М. Чернова, высказанному им в письме ЦК в начале 1921 г., Махин, как и сам Чернов, принадлежал к левому крылу партии [658].

Таким образом, в лице полковника Ф.Е. Махина ПСР имела своего верного сторонника, чего нельзя было сказать о других старших офицерах Народной армии, которые, как писал современник, «вели политику, для Комитета вредную, направляя свое внимание и усилия к укреплению Сибирского правительства, отвечавшего их привычкам и симпатиям» [659]. Более того, некоторые офицеры «в прилегающих к Волге местностях… предпочитали идти на Юг в добровольческую армию, несмотря на ее отдаленность, а не в народную, в надежность которой не верили, усматривая в общем курсе политики определенное партийное течение» [660]. И, как позднее писал управляющий ведомством внутренних дел Комуча П.Д. Климушкин: «Между Комучем и офицерством с самого же начала гражданского движения на Волге создалось взаимное непонимание, приведшее потом к полному расхождению» [661]. Махин был абсолютно лоялен эсерам, но, и это признают практически все эсеровские мемуаристы, лидеры Комуча не оценили его по достоинству, когда у них на это было время, и не доверили ему, по крайней мере, пост начальника штаба Народной армии, на который Махин вполне мог рассчитывать [662]. Возможно, это произошло в связи с общим недоверием эсеров к военным. Уже осенью 1918 г. из штаба Махина сообщали: «Полковник Махин срочно выехал на фронт. Нам очень хотелось получить К. [663]Полковник Махин назначен командующим Ташкентской группой… возможно… желал бы [быть?] хоть на вашем [664]фронте. Не знаю, считает ли он более важным оставаться на своем месте… мне же кажется, что он имеет основания думать о том, что его забыли. Сам же он этого не высказывал, не теряем надежды снова с Вами увидеться, хотя в дебри забрались мы порядочно. На нашем фронте наступила зима. Противник активен. Возможно в ближайшем будущем серьезное столкновение; чувствуем себя оторванными; не имеем сведений о происходящем. Прошу сообщить об общем положении, о союзниках и Ваших планах действий…» [665]К сожалению, подобные переговоры, где часть сведений подразумевается или зашифрована, вызывают больше вопросов, чем дают ответов.

Омский переворот застал эсеров врасплох. Хотя сами члены Директории и подозревали о подготовке переворота задолго до омских событий, ежедневно опасаясь быть арестованными (Н.Д. Авксентьев) [666], а «идея диктатуры носилась в воздухе» [667]. Тем не менее к серьезному военно-политическому противоборству с правым лагерем социалисты оказались не готовыми. Обстоятельства омского переворота к настоящему времени исследованы довольно подробно, поэтому остановлюсь на событиях, последовавших за этим переворотом.

Как уже говорилось, в ноябре 1918 г. на Востоке России действовало несколько эсеровских организаций. Одной из основных являлся функционировавший в Уфе Совет управляющих ведомствами Комуча (председатель и управляющий ведомством торговли и промышленности – В.Н. Филипповский, члены: М.А. Веденяпин (управляющий ведомствами иностранных дел, почты и телеграфов), П.Д. Климушкин (управляющий ведомствами внутренних дел, земледелия и государственной охраны), И.П. Нестеров (управляющий ведомствами путей сообщения, труда и юстиции), Ф.П. Рудко (управляющий ведомством финансов), являвшийся после Государственного совещания в Уфе, в результате которого на Востоке России было образовано Временное Всероссийское правительство (Директория), организацией с весьма странными полномочиями (на самом деле Совет представлял собой в завуалированной форме бывшее правительство Комуча). После падения Директории Совет взял на себя «всю полноту Верховной власти на территории Комитета Членов Всероссийского Учредительного собрания» [668]и направил телеграмму премьер-министру П.В. Вологодскому в Омск с требованием освободить арестованных членов Директории, арестовать участников переворота и объявить о восстановлении прав Директории. В противном случае члены Совета намеревались объявить Вологодского врагом народа и предложить всем областным правительствам выступить против Омска. Копии телеграммы были разосланы всем правительствам, на поддержку которых рассчитывали в Уфе, – оренбургскому, уральскому, башкирскому, правительству Алаш-Орды, а также Чехословацкому национальному совету в Екатеринбурге и главнокомандующему вооруженными силами Временного Всероссийского правительства генерал-лейтенанту В.Г. Болдыреву, телеграмма была разослана, кроме того, в Лондон, Париж, Рим, Прагу, Вашингтон и Токио [669]. Тогда же было выпущено воззвание: «[В] Омске совершен государственный переворот. Арестованы находящиеся в Омске Члены Всероссийского правительства. Граждане. Ответ[ьте?] [на] удар [по] революции и становитесь все в ряды русско-чешских имени Учредительного собрания полков, отряда Фортунатова и добровольческих отрядов Народной армии. Не медлите ни часа. В промедлении смерть демократии. А вместе с ней и смерть начавшей возрождаться великой России. Все к оружию. Все за Учредительное собрание» [670]. Однако лидеры ПСР жестоко просчитались – ни население, ни областные правительства, за исключением, пожалуй, лишь башкирского, их не поддержали. Некоторую помощь эсерам оказали также чехословаки.