Умберто Эко - С окраин империи. Хроники нового средневековья [litres]

3. Я хотел бы начать, опираясь на свой личный опыт университетского преподавателя и редактора издательства: эти два типа функционеров человечества (заимствуя лестное выражение из гуссерлианы [468]) судьба всегда сводила с молодыми людьми, вытаскивающими из карманов или прозрачных папок свое последнее художественное произведение (чтобы получить совет или издательский договор). В общем, до середины шестидесятых годов эта молодежь приносила подборку стихотворений – герметического направления сначала [469], ломбардского течения потом [470], наконец, авангардного; или первую главу романа, а иногда (в самые черные дни) целый роман на четырехстах страницах с одним интервалом. Я не буду рассказывать вам (нам), старым и опытным ликвидаторам незрелых талантов (а иногда и зрелых), как в этой ситуации вывернуться. Конечно, мы знаем чуть больше, чем дьявол. Дело в том, что с середины шестидесятых годов тот же тип молодых людей представляет мне две разновидности текстов. Одни приносят политический манифест, за который хотят вознаграждения (иногда денежного) в похвальной попытке скомпрометировать меня в глазах системы и помочь мне открыть в себе попутчика, о котором я не ведал. Другие приносят большие листы, половину которых занимают иллюстрации, и минимально – графемы, что отчасти напоминает творения Жюля Файффера [471]; рисунки сделаны иногда наброском, а иногда весьма замысловато, всегда дерзко и необычно, зло и раздраженно (даже когда лирично и печально), грубовато и хлестко, а фраза, шутка, семантическая импровизация не всегда имеет законченный смысл. Это скорее своего рода свободное блуждание по языку, не отличающееся от того, что предлагалось ранее в стихах; текст, который требует любви и слияния, вызывает замешательство и тревогу, неоднозначный и вместе с тем рефлексирующий, как и любое поэтическое послание, но контекстуализированное вдвойне – с самим собой и с рисунком, вместилищем которого он является; никогда не выступающий самоцелью, но всегда каким-то образом связанный с повседневностью, политикой, обычаями, даже когда рисунок и versiculi [472]принимают форму бесстрастной арабески. Это означает, что сегодня у молодежи есть, по крайней мере, два способа создания литературы: один – писать политически о политике на языке, связанном с политикой, а лингвисты и историки языка пусть изучают его становление и игру подражаний и противостояний так называемой парламентской политике; другой – использовать чистый лист для смешанных, графических и поэтических упражнений. Я не отрицаю, что есть еще молодежь, которая пробует создавать стихи или романы, но они, на мой взгляд, наименее интересны (по крайней мере те, кто приходит ко мне; прочие же различными способами размножают или издают свои поэтические тексты за свой же счет, а затем распространяют их в кругах, которые не относятся к индустрии культуры в полном смысле этого слова): ultima Thule [473], underground , и это страна, где нет необходимости говорить о том, насколько новые способы производства, распространения и потребления литературного продукта повлияли и продолжают влиять на стиль, содержание – одним словом, на формирующуюся новую языковую норму. Это наблюдение применимо и к другому – весьма достойному – литературному жанру: поэтическому тексту, сопровождающему музыку бардов, некоммерческих авторов – эквивалент того, что здесь в Америке называется фолк-музыкой, в наиболее утонченном варианте достигающей высот Джоан Баэз и Боба Дилана.

4. Этим, конечно же, не исчерпываются различные способы, коими сегодня молодежь создает литературу. Я назову еще, и, пожалуйста, не поддавайтесь корпоративному искушению сразу отвергнуть эти способы как «нелитературные». Первый пример – распространение псевдо-социологического опроса группой студентов архитектурного факультета из Флоренции, называемой «Группа НЛО». Прилагаю его целиком:

Элементы территориальной проксемики [474]

(анкета, распространяемая «Группой НЛО», Флоренция)

Ничто не мешает считать эту анкету анкетой, поскольку она требует заполнения. Однако здесь не очень понятно, является ли текстом сама анкета (у которой есть автор), ее заполненные копии (автор неизвестен, открытая развязка)или даже тот социальный опыт, который дает ее распространение и заполнение (или нежелание отвечать).

Второй пример касается новых групп, известных здесь в Америке как guerrilla television [475], которые стучатся уже и в наши двери; эти группы создают и проецируют на экранах или в закрытых сетях аудиовизуальные события, где изображение сочетается с речью, и это речь не только того, кто представляет картинку, но и того, кто на нее реагирует. Подобная деятельность требует коллективного восприятия, и нередко запись обсуждения с ленты на машинописную страницу становится материалом для нового воспроизводства, это подмена и провокация, вербальная и визуальная, которая становится театром, дискуссией и представляет собой единственный способ, коим отдельные группы стремятся к самовыражению и производству культуры. Зачастую аудиовизуальные материалы, представляющие собой смесь кино, слайдов, плакатов и дискуссий, являются результатом предварительных поисков, допустим, в прессе или в телевизионной продукции, которые становятся предметом политической критики и импульсом для деятельности под названием «альтернативные медиа» [476]. Если литературой была «Похвала Елене», прочитанная на Афинской агоре [477], не понятно, почему таковой не может быть (хотя бы в силу общей классификации, не по особому преимуществу) и внепарламентская анти-Похвала этого Париса, которого на сборочных конвейерах Турина любовно называют Адвокатом [478].

Иногда happening [479]под видом медийного искусства становится площадкой для альтернативных медиа. Некая тема (ситуация в городе, озеленение, право на жилье) становится объектом представления, использующим различные средства выражения – плакат, слоган, основанную на силлогизмах аргументацию, фотографии, выдержки из прессы или официальных документов, игру в пинбол или музыкальный автомат, вовлекая в итоге местное население в дискуссию, которая длится, бывает, несколько дней.