Наталия Таньшина - Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского [litres]

В высшей школе начиналось все весьма оптимистично, ибо едва вступив на престол, Николай избавил Петербургский и Казанские университеты от двух мракобесов – Д.П. Рунича и М.Л. Магницкого, причем первый из них попался еще и на финансовых нарушениях. Однако уже осенью 1826 г. ревизия Московского университета привела к тому, что читавший курс философии профессор И.И. Давыдов был отставлен от предмета. С одной стороны, при Николае были открыты Сельскохозяйственный, Горный и Технологический университеты. С другой – в 1835 г. в университетах был введен «порядок военной службы», а их автономию резко ограничили. В 1849 г. Был установлен «комплект студентов» – не более трехсот в каждом университете; личным приказом монарха запрещалось упоминать о студентах в периодической печати. В результате в 1853 г. в России на 50 млн населения приходилось всего 2900 студентов, то есть почти столько, сколько обучалось в одном Лейпцигском университете. Помимо опасения перед проникновением в Россию идей просвещения, государя крайне раздражало, что дворянская молодежь, прикрываясь необходимостью получить высшее образование, уклонялась от военной службы, выбирая себе поприще, не вполне, с точки зрения Николая, достойное дворянина.

Крайне беспокоило государя и «тлетворное влияние» Запада: молодые люди, получившие образование за границей или воспитанные наставниками-иностранцами, являлись, по его мнению, потенциальными или реальными оппозиционерами. В отчете III отделения за 1830 г. отмечалось: «Среди молодых людей, воспитанных за границей или иностранцами в России, а также воспитанников лицея и пансиона при Московском университете, и среди некоторых безбородых лихоимцев, и других праздных субъектов мы встречаем многих пропитанных либеральными идеями, мечтающими о революциях и верящих в возможность конституционного правления в России» [85].

В отчете III отделения говорилось: «Таковое сближение наше с европейскими народами было, конечно, до некоторой степени полезно и даже необходимо для приобретения того истинного просвещения, коим гораздо прежде нас пользовались Германия, Англия и Франция; однако ж, вместе с сим просвещением начались в последнее времена водворяться между нами и то безнравие и то вольнодумство, которые были главнейшими причинами происшедшей в конце XVIII столетия во Франции революции» [86]. «Революция сия наводнила Россию французскими наставниками; многие из них были люди весьма достойные, но далеко не все. Юношество нашего высшего сословия приобретало образование чуждое национальности; оно всему научалось, приобретало все познания, кроме познания Отечества своего. Множество наших молодых людей все образование свое получали в чужих краях. Таким образом в высшем разряде нашего дворянства поселилось пристрастие к иностранцам и ко всему иностранному» [87]. И дальше: «…самый высший класс нашего дворянства, убеждаясь событиями последних годов в некоторых европейских государствах, и особенно во Франции, видит, куда бы нас вело дальнейшее послабление правительства к отношениям нашим с иностранцами, а потому чувствует всю пользу данного Государем направления» [88].

В отчете за 1833 г. также отмечалось: «6 декабря 1833 года появились в первый раз во дворце дамы наши и Сама Государыня Императрица в национальном платье и русском головном убранстве [89]. Независимо от красоты сего одеяния, оно по чувству национальности возбудило всеобщее одобрение. Многие изъявляют желание видеть дальнейшее преобразование и в мужских наших нарядах, и судя по общему отголоску, можно наверное сказать, что таковое преобразование сближением нынешних мундиров к покрою одеяния наших бояр прежнего времени было бы принято с крайним удовольствием. Новый гимн “Боже, Царя храни” [90], оригинальное отечественное произведение, искусно приноровленный к русскому напеву, возбудил всеобщее восхищение, как в Москве, так и здесь; ибо заменил музыку, хотя прекрасную, но от иностранцев взятую» [91].

Таким образом, первые десятилетия царствования Николая Павловича оказались довольно противоречивыми. Пониманию необходимости перемен сопутствовало желание сделать их не слишком заметными и глубокими; попытки навести порядок в управлении государством связывались прежде всего с усилением роли государя; проекты реформ – с боязнью затронуть вековые основы монархии. Появилась и новая идеология в виде знаменитой триады министра просвещения С.С. Уварова. Его замыслы в отношении просвещения и культуры были сложны, обширны и в чем-то даже благородны. Он попытался соединить новые идеи с элементами традиции, учебы (очень выборочной) у Европы. Однако с 1843 г. энергичный, неутомимый министр, полный некогда дерзких планов, превратился в осторожного вялого чиновника. Уже в отчете III отделения за 1839 г. о его деятельности сообщалось: «Нет никакого сомнения, что Уваров человек умный, способный, обладающий энциклопедическими сведениями; но по характеру своему он не может никогда принести той пользы, которую можно было бы ожидать от его ума. Ненасытимое честолюбие, фанфаронство французское, отзывающееся XVIII веком, и непомерная гордость, основанная на эгоизме, вредят ему в общем мнении» [92].

В начале правления Луи-Филиппа во Франции был проведен целый ряд важных реформ экономического, административного и социального характера. В отличие от Николая I с его упором на цензуру и ограничение образования, во Франции, наоборот, делали ставку на свободу прессы и распространение образования. 28 июня 1833 г. был принят закон о начальном образовании, вошедший в историю как «закон Гизо», а также восстановлена уничтоженная Наполеоном Академия моральных и политических наук.

В первые годы Июльской монархии, помимо реформы избирательного права (о чем речь пойдет ниже), министерским кабинетом во главе с известным деятелем либеральной оппозиции времен Реставрации банкиром Ж. Лаффитом был проведен ряд важных политических реформ. Законом от 21 марта 1831 г. восстанавливалась выборность муниципальных советников, со времен Наполеона назначаемых правительством. В соответствии с законом от 22 марта 1831 г. вместо королевской гвардии была образована Национальная гвардия, членами которой могли стать все граждане, платившие налоги и на свои средства приобретавшие обмундирование. Национальные гвардейцы сами выбирали офицеров. Только высшие командиры назначались королем.

Однако после отставки Лаффита, последовавшей в том же 1831 г., темп реформ замедлился. Лишь в 1833 г. был принят закон о выборах членов генеральных советов департаментов и окружных советов. К выборам генеральных и окружных советов, наряду с цензовыми избирателями, были допущены так называемые таланты, или способные, а к муниципальным выборам еще более широкие слои средней и мелкой буржуазии. Корпус муниципальных избирателей увеличился до 2,9 млн человек. Замедление темпа реформ привело к росту оппозиционных настроений в обществе.