Наталия Таньшина - Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского [litres]

Какой можно сделать вывод относительно позиции Баранта по крестьянскому вопросу? Как либерал и сторонник умеренного и осторожного реформирования общества он полагал, что эмансипация крестьян должна быть тщательно продуманным и подготовленным шагом, и к ней «нужно приступить с крайней осторожностью» [554]. «Разум и справедливость не могут требовать проведения внезапной реформы, которая явится настоящим бедствием…», – предостерегал дипломат [555]. Он беспокоился по поводу слишком радикального и нетерпеливого умонастроения, подозреваемого им в императоре Николае относительно намерения ликвидировать крепостничество. Впрочем, посол не был склонен излишне драматизировать ситуацию и считал, что, «…судя по внешней стороне жизни и словам большинства здравомыслящих людей, опасность не является неизбежной» [556].

Наряду с крестьянским вопросом Барант весьма интересовался положением российского купечества и предпринимателей, «среднего класса». Это и понятно: французские либералы-орлеанисты, пришедшие к власти в результате Июльской революции, именно в среднем классе усматривали залог процветания и стабильности общества и гарантию от дальнейших революционных потрясений, а установление режима Июльской монархии означало для них его окончательную победу во Франции. Барант сожалеет, что этот наиболее активный и энергичный слой населения не имеет в России тех же преимуществ и социальных прав, что дворянство: «Проблема, которую император пытается разрешить, заключается в том, что он хочет, чтобы в России развивалась торговля и промышленность, рос государственный бюджет, чтобы Россия выглядела равной Европе, но, в то же время, чтобы русское купечество оставалось покорным и смиренным» [557].

На страницах своих «Заметок» Барант описывает эпизод о встрече императора с московским купечеством. Обычно предельно доброжелательный и любезный, говоривший с отеческими нотками в голосе, на этот раз государь изменил своей манере общения, выразив недовольство поведением московских торговцев, которые забыли старые русские нравы и традиции, обретя вкус к роскоши и непомерным расходам, что явилось причиной ряда громких банкротств в Москве. Император упрекал купцов: «Вы остригли свои бороды, вы живете на французский манер, ваши жены читают “Le Journal des Modes”, вы прогуливаетесь в прекрасных колясках, вы ходите в театры, вы пьете шампанское. Если бы вы были такими, как ваши отцы, экономными, скромными и степенными, то никаких банкротств не было бы» [558].

Во время путешествия по югу России Баранту не раз доводилось располагаться на ночлег в домах местных чиновников или богатых купцов. Проезжая Харьков, он остановился в одном купеческом доме, поразившим его своей роскошью и стилем [559]. Посол был поражен контрастом между обликом хозяина, его образом жизни и убранством дома. И это, по словам дипломата, было типичным явлением. Он писал: «Жизнь, которую ведут русские купцы с их простыми нравами, с их приниженным положением в обществе плохо согласуется с роскошью, с которой они обставляют свое жилище. Бросается в глаза контраст между золоченой лепниной, шелковыми драпировками, резной мебелью и обликом хозяина дома с его длинным рединготом, волосами, остриженными в кружок и бородой. Обычно ни он, ни его семья не живут в этих роскошных апартаментах. Они занимают комнаты, более удобные для них. Только в исключительных случаях, в день свадьбы или по большим праздникам, они показывают свои прекрасные залы».

Будущее, однако, по мнению Баранта, было за новым поколением предпринимателей: «Я думаю, что уже ближайшие потомки этих мужественных торговцев не будут отличаться такой же скромностью. Родители уже заботятся об образовании детей, обучают их иностранным языкам, приучают носить фрак и брить бороду. Они начинают задумываться о европейских путешествиях. Они читают книги и газеты. Юная дочь нашего хозяина говорила по-французски так же, как мы. Ее очень элегантный кабинет украшали рисунки. Она играла на пианино; ее манеры были просты и изящны. Казалось, она обучалась в парижском пансионе» [560].

Главный тормоз, мешавший эффективному развитию в России торгово-предпринимательского класса, Барант усматривал в отсутствии соответствующей законодательной базы, нерешенности вопроса, связанного с земельной собственностью и правом ее приобретения лицами недворянского происхождения. Он писал: «Если бы не существовало запрета для лиц недворянского звания и иностранцев владеть землями (с крестьянами), население, культура, промышленность, цивилизация, развивались бы более энергично и равномерно на просторах империи. Торговцы бы обогащались, капиталисты бы с усердием создавали прибыльные сельскохозяйственные предприятия. Вместо этого они могут приобретать только лес, который им продают по весьма низкой цене дворяне, когда больше нечего рубить и надо ждать долгие годы, пока он снова вырастет» [561].

Инертность властей в этом деле, по словам посла, объяснялась тем, что купечество воспринималось как сословие «слишком аморальное», чтобы предоставлять ему более обширные права. И это при том, что торговцы беспрекословно жертвовали огромные средства на благотворительность. Барон приводит свой разговор с министром внутренних дел Строгановым, который поведал ему, что знает не одну сотню купцов в Петербурге, которые «по его первому слову, без всякого промедления и, не требуя никаких объяснений, готовы предоставить по 2 тыс. рублей под одну лишь гарантию, что деньги пойдут на благое дело». Правда, министр сожалел, что купцы отдают эти суммы «не раздумывая, с религиозной покорностью, но без всякого энтузиазма» [562].

К какому же заключению относительно развития средних слоев в России приходит барон де Барант? Он полагал, что средний класс в России находится только в стадии формирования. Несмотря на «…быстрый рост потребления и производства, прогресс торговли и промышленности, в России еще не создан торговый класс, и еще нет ощутимых перемен в структуре общества» [563]. Кроме того, по мнению Баранта, в России еще нет потомственного среднего класса: большинство состояний, созданных торговцами, вышедшими из крепостных, существуют только в одном поколении. Их дети, по его словам, «не получают никакого образования. Они остаются людьми грубыми и неотесанными. Не пройдя испытания бедностью и не обладая коммерческой жилкой, позволившей разбогатеть их отцам, они очень быстро проматывают полученное ими наследство, участвуя в сомнительных сделках или проводя жизнь в низменных и глупых наслаждениях» [564].

Барант с сожалением констатирует: «Поведение правительства по отношению к средним классам никак нельзя назвать предусмотрительным. Их богатства возрастают, развивается их торговля; им не чужды чтение и образование; их дети перенимают европейские нравы и манеру одеваться; скоро они отправятся путешествовать в Европу. И в это же самое время не делается ничего, чтобы улучшить их социальное положение, сократить дистанцию, отделяющую их от высших классов» [565].