Наталия Таньшина - Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского [litres]

Рассуждая о характере русского народа, Барант отмечал, что более спокойным, смиренным и подчиненным его делало свойственное русским почтительное отношение к религии и церковному культу. «Трудно себе вообразить народ, более усердный и точно исполняющий религиозные обряды, чем русские, – писал он. – Никогда человек из народа не пройдет мимо церкви, не поклонившись и не перекрестившись… В углу каждой комнаты, начиная от дворца императора и заканчивая самой бедной избой, есть икона». В то же время, по меткому замечанию посла, «строгое следование религиозным канонам вовсе не препятствует ни пьянству, ни нарушению порядка, ни обману, ни воровству». Он описывает случай, когда два простолюдина зимой ограбили и убили путешественника, а после укрылись в соседнем лесу в шалаше из веток. Спустя несколько дней их обнаружили сидящими перед паштетом из гусиной печени и умирающими от голода; они не осмелились даже прикоснуться к лакомству, поскольку дело происходило во время поста [566].

Барант критически оценивал положение священников в России: «Невозможно не удивляться, видя, что у народа, набожного до суеверности, священники не имеют ни малейшего авторитета, не пользуются ни малейшим уважением, не привлекают, так сказать, ни малейшего внимания со стороны общества. Выходцы по большей части из низших сословий, необразованные, женатые и обреченные сражаться со всевозможными обыденными нуждами, священники отправляют религиозные церемонии, но не оказывают никакого влияния на народ […] В настоящее время русская религия есть религия деревенская, и ничего более» [567].

Еще одна сфера, которой живо интересовался Барант как ученый, член французской Академии, – это система образования в России, на всех уровнях, от начального до университетского. По его собственным словам, именно по этому вопросу он собрал наиболее подробную информацию, посещая учебные заведения и общаясь со знающими людьми. Посла поразило прежде всего то, что «общественное просвещение, как и почти все в России, является совершенно новым явлением», в то время как для Запада, «стран латинских или германских, страсть к обучению возникла параллельно с развитием цивилизации», а «общественное просвещение всегда являлось не даром властей или плодом их стараний, а естественным результатом развития общества, который власть была обязана принять и регулировать». Почему же Россия пошла по иному пути? – задается вопросом посол. Истоки этого явления он усматривает в выборе Россией восточного, византийского варианта христианства, а не западного, римско-католического: «Христианская религия, пришедшая в Россию из Византии, имеет нечто от статичного характера восточных религий, она не содержит в себе идею прогресса». Поэтому, полагает посол, ни «римское право, ни законодательство империй Востока не применялись в России. Здесь никогда не существовало юридических корпораций, корпуса магистратуры, исключая Новгород и Псков. Ни один город, ни одна территория никогда не имели политических прав. Ассамблеи, законодательный корпус, прямое влияние общества на свою администрацию – ничего этого Россия не знала. То, что в Европе называют свободными, или либеральными профессиями, в России никогда не существовало. Русские не участвовали в этой непрерывной традиции римской цивилизации. Никакой Карл Великий в их стародавние времена не принес на смену варварству наследие Рима и античной Греции» [568].

Правда, замечает Барант, у России был свой Карл Великий – Петр I, который, исходя из практических потребностей, создал, с одной стороны, образовательные учреждения, готовящие преподавателей, с другой – школы для подготовки узкопрофильных специалистов. На этом, по мнению Баранта, покоилась и современная система образования в России, и именно в этом он усматривал ее главный недостаток. «Классические дисциплины, эта универсальная основа знаний и культуры всех тех, кто не зарабатывает на жизнь физическим трудом, этот базис и отправная точка всех специальных наук, совершенно не развиваются в России» [569], – писал он. Между тем император был сторонником именно такого подхода к проблеме народного просвещения. «Надо, – как-то заявил Николай I послу, – каждого обучать тому, что он должен уметь делать в соответствии с местом, уготованным ему Богом» [570]. Все это весьма печалило Баранта: «Там, где нет общественного просвещения, там нет общественности, там нет власти общественного мнения…, заинтересованного в развитии наук и литературы, там совершенно отсутствует универсальная интеллектуальная атмосфера, столь необходимая кабинетному ученому, эрудиту, погруженному в свои книги. Ничто не встречается в России так редко, как люди, совершенствующие свой разум учебой и размышлениями, движимые стремлением к саморазвитию и научным интересом… Большинство стремится изучить свое ремесло и ничего более» [571], – отмечал посол.

По мнению Баранта, российская система образования носила закрытый характер и была оторвана от европейских достижений, что он считал большой ошибкой. Он писал: «Из года в год пытаются придать образованию как можно более русский характер, тем самым рискуя… превратить его в сугубо специальное и практическое, оторванное от научного прогресса Европы. Это изъян русской цивилизации, она может остановиться» [572]. Крайне низким Барант считал уровень обучения в гимназиях, которые он приравнивал к французским коллежам. Как рассказывал послу преподаватель французского языка одной петербургской гимназии, знания гимназистов были сопоставимы со знаниями ученика шестого класса парижского коллежа [573].

Особенно поражала французского дипломата строгая дисциплина и, по существу, военные порядки, царившие в российских образовательных учреждениях. Барант писал: «Самая главная черта русских учебных заведений – это их совершенно военный характер, это дисциплина и контроль над каждым шагом ученика, это подчинение строгому распорядку в течение всего дня, это абсолютная тишина, это безукоризненность и пунктуальность поведения». «Ученики, изучающие французский или немецкий язык, были похожи на военных: хором и громким голосом они отвечали на заданный им вопрос» [574]. Барант подчеркивал: «…всякое образовательное учреждение в России не может не иметь военного характера, поскольку для императора Николая это является истинной религией» [575].

Большое впечатление произвело на посла посещение московского Кадетского училища. «Образование кадетов, в глазах императора – это одна из самых важных забот его правительства. Он стремится увеличить число таких школ» [576]. Именно в этих школах, отмечает Барант, должны – по мнению Николая – воспитываться «русские подданные такими, какими их видит император» [577]. «Несчастные ребятишки четырех-пяти лет блюдут военную дисциплину так четко и неукоснительно, как если бы им завтра предстояло вступить в полк. […] В обучении царит полное единообразие, отчего все ученики всегда остаются равны и не ведают, что такое та иерархия талантов, способностей к более быстрому или более медленному развитию, усердия или лени, которая у нас помогает отделить – быть может, даже чересчур резко, – одного ученика от другого» [578].