Ольга Добиаш-Рождественская - Эпоха крестовых походов и ее герои

Однако и это дело не довелось завершить Ричарду. Вдруг пришли известия из Акры о том, что пизанцы, друзья Ричарда и Ги, вступили в нешуточный бой с генуэзцами, друзьями Конрада, и что Конрад со своими людьми уже спешит к Акре, дабы утвердиться в ней. Ричард бросился к Акре и остановил осуществление этих планов. Но положение продолжало оставаться напряженным, а Ричард уже не чувствовал в себе той энергии, которая позволяла ему прежде преодолевать любые препятствия. Говоря попросту, он устал. К тому же вести об интригах Филиппа и Иоанна принимали все более тревожный характер, и король не мог не думать о возможной потере трона. На военном совете он заговорил о своем возвращении домой, но совет поставил предварительным условием для этого окончательное разрешение спора об иерусалимской короне. Ричард предложил совету самому решить этот вопрос, и тот почти единогласно сошелся на Конраде Монферратском — «единственном, кто мужеством, мудростью и политическим искусством» удовлетворял трудным условиям момента.

Ричард был поражен этим до глубины души, но нашел все-таки в себе силы не возражать против этого решения и сам послал известить Конрада о воле совета. Очень скоро ему пришлось признать, что совет поступил правильно, — во всяком случае, на это указывала уступчивость Саладина, которую тот не замедлил проявить. Вождь сарацин был готов сделать уступки в Иерусалиме и на побережье, оговаривая здесь для себя только Аскалон. В Палестине как будто намечалась ситуация, когда все стороны будут удовлетворены достигнутыми договоренностями. Но 28 апреля Конрад пал в Тире от руки двух убийц из секты ассасинов [28] Ассасины — название, под которым получили широкую известность в Средние века исмаилиты, под которыми подразумевают совокупность религиозных движений в шиитской ветви ислама. В период крестовых походов во многие европейские языки вошло слово «ассасин» в значении «наемный убийца». . Враждебная Ричарду молва обвинила его в этом убийстве.

После этого Ричард определенно потерял самообладание. У него еще хватило хладнокровия не настаивать на признании на иерусалимский трон прав Ги Лузиньянского и принять как приятное для себя избрание иерусалимским королем его племянника Анри (Генриха) Шампанского. Но затем стремления и желания Ричарда раздваиваются между судьбой собственного престола и Иерусалимом. Он отваживается на новые подвиги, отвоевывает для иерусалимского королевства замок Дарум, но в то время готовится уезжать, поскольку все более грозный характер принимают вести из Англии. Уже почти все готово к отъезду, но тут вдруг некие видения заставляют его остаться. Он решается вести войско к Иерусалиму, пользуясь благоприятным временем года и слухами о поколебавшейся силе армии Саладина. Но в том же месте, от которого повернул обратно прошлый раз, он останавливается на несколько недель, ожидая подкреплений из Акры, а затем приказывает войску возвращаться обратно на побережье, отказываясь от Иерусалима все по той же причине — говоря, что город слишком хорошо укреплен и у них не хватит сил его взять…

Понятно, что при таких обстоятельствах мир, о котором он вновь заговорил с Саладином, не мог быть заключен на условиях, о которых шла речь прежде. Саладин на этот раз не спешил договариваться. Стянув вновь свое войско, он перешел в наступление, двинулся к Яффе и овладел бы ею — кроме цитадели, она уже была в его руках, — если бы не Ричард. Чего-чего, а мужества своего английский король не утратил. Узнав о нападении на Яффу, Ричард поплыл к ней на помощь — рассказывают: он так спешил вступить в бой, что спрыгнул в воду, не добравшись до берега. Саладин не ожидал удара от, казалось бы, деморализованного короля и отступил. Вернув Яффу, Ричард предложил возобновить переговоры о мире.

Но в этих переговорах Ричард совсем не тот, каким был под Акрой и в боях на улицах Яффы. Он был вял и уступчив. Результат переговоров был таким, что крестоносцы и христиане Палестины испытали, узнав о них, «глубокое горе и стыд». Только полоса между Тиром и Яффой оставалась за новым иерусалимским королем. Иерусалим, Святой Крест, пленники, находившиеся в руках Саладина, вообще не были помянуты. Пилигримам без оружия разрешалось входить в Иерусалим для поклонения святыням, но это право предоставлялось всего на три года. О дальнейшем (это опять-таки ставилось в укор английскому королю) договор не говорил ничего.

Ричард еще находился в Палестине, когда по одному из условий договора крестоносцами было осуществлено паломничество ко Гробу Господню.

«Без оружия», как то было оговорено, вступили они в Иерусалим, где процессией обошли святыни, «полные жалости и желания», и где видели христианских пленников, «скованных и в рабстве». «Мы целовали пещеру, где взят был воинами Христос, и плакали мы горькими слезами, потому что там расположились стойла и кони слуг диавольских, которые оскверняли святые места и грозили паломникам. И ушли мы из Иерусалима и вернулись в Акру…»

Ричард выждал возвращения третьей группы паломников и посадки их на суда, а затем стал сам собираться в путь. Он отплыл из Яффы 9 октября.

Через два с половиной месяца, за четыре дня до рождественских праздников, после бури, разбившей корабль, когда переодетым он пробирался через владения австрийского герцога, его схватили и заточили в замке Кюнрингербург близ города Дюрнштайна на Дунае.

В этом очерке событий, который слагается как более или менее объективная сводка различных показаний, есть что-то вызывающее ряд недоумений. К сожалению, многих из них не рассеивают писатели, дружественные Ричарду. Ни Амбруаз, ни Ричард Девизский не упоминают о недоразумениях, в последнюю минуту еще раз разделивших Ричарда и Филиппа. Между тем в изображении менее благоприятно настроенных хроникеров поведение Ричарда рисуется в такой же мере мальчишески-задорным, бесцельно-жестоким и вредным, в какой представляются целесообразными, гуманными и трезвыми действия Филиппа и Конрада. Ричард явно затягивал штурм города, не хотел соглашаться на приемлемые для гарнизона условия. Из-за него чуть было не расстроилось соглашение, и благодаря ему было, очевидно, введено то суровое условие, в силу которого пленники Акры остались в руках победителя, что впоследствии дало возможность по невыполнении договора Саладином обезглавить две тысячи человек.

Однако чем внимательнее вглядываешься в эти события, тем более странным представляется многое в таких оценках.