Ольга Добиаш-Рождественская - Эпоха крестовых походов и ее герои

Не слишком часто и не всегда с исчерпывающей ясностью доходили в Европу слухи о ситуации на Востоке. В течение последней трети XII века Сирия была ареной династических интриг и авантюр баронов, колебавших ее единство перед лицом нового врага, который исподволь собирал силы в Египте и с 1174 года окружил латинскую державу плотным кольцом своих владений. Этим врагом был молодой султан Египта Салах ад-Дин (Саладин), религиозному и военному гению которого удалось вдохнуть новую молодость в дряхлевший ислам.

Возможно, что Саладин, которому предстояла нелегкая задача объединения и подчинения различных племен, не скоро добрался бы до латинских сеньорий, но их главы сами навлекли на себя беду вызывающим поведением. Подвиги князя Антиохии Рено Шатильонского, прославившегося жестокостью по отношению к мусульманам в Заиорданской земле, нападение на мирный караван Саладина и захват его сестры вызвали полководца сарацин к агрессивным действиям. При этом крестоносные бароны Сирии вовсе не были готовы к серьезной войне. В Иерусалимском королевстве никак не могли упорядочить династический вопрос, крайне осложненный правами больного (прокаженный Балдуин IV), малолетнего (тринадцатилетний Балдуин V) и женских (принцессы Сибилла и Изабелла) претендентов. Только в 1186 году брак Сибиллы с Ги Лузиньянским, родственником Плантагенетов, укрепил за ними иерусалимский престол. Но уже через год в битве при Хаттине собравшиеся наконец вместе силы христианской Сирии не выдержали натиска Саладина, и Иерусалим был взят мусульманами.

В конце этого же года, когда английский и французский короли с упоением плели свои интриги, из Святой земли появились первые беглецы с вестями о событиях, отдавших Иерусалим и большинство городов Палестины в руки нового героя ислама.

В начале 1188 года Филипп собирался напасть на Нормандию, чтобы выбить засевшего там Генриха. Однако охватившее Европу волнение нельзя было игнорировать, и ему пришлось изменить свои планы. 21 января, побуждаемые легатами папы, английский и французский короли съехались у дуба подле Жизора, обменялись поцелуем мира и завели речь о походе. Что же до Ричарда то он принял крест, не дожидаясь этой встречи.

И в эту минуту, когда Запад как бы притих в напряжении, вдруг пришло известие о восстании при поддержке Раймунда Тулузского аквитанских вассалов Ричарда. Хроникеры не сомневаются, что за всем этим стоял Генрих II, заранее завидовавший славе, которой сын мог покрыть себя на Востоке. Ричарду пришлось на время отложить исполнение крестоносного обета — он все бросил и поспешил в Аквитанию.

Во второй аквитанской войне Ричард продемонстрировал, что теперь он абсолютно самостоятелен, — во всяком случае, он не был склонен считаться ни с отцом, ни с другом Филиппом. От Тельебура, где, окружив главарей восстания, он принудил их принять крест («он не хотел иного искупления их вины»), до Тулузы, в которой он осадил Раймунда, Ричард прошел с победами весь юго-запад, «неколеблющийся и могучий», не внимая протестам Филиппа и предложениям «арбитража». А в то время как «лев» носился таким образом вдоль океана, две испытанные «лисицы» приносили на него друг другу жалобы: Филипп апеллировал против его действий к Генриху как к отцу; Генрих — к Филиппу как к сюзерену.

Надо признать, действия Ричарда достаточно развязали руки Филиппу, чтобы тот «в праведном гневе», в свою очередь, двинул войско на окраины французской державы Плантагенетов, в направлении Нормандии, Турени и Берри. Ричард же, справившись с Аквитанией, ударил по Иль-де-Франсу — в самое сердце домена Капетингов. Осенью 1188 года вся французская территория оказалась ареной боевых действий.

Война была остановлена давлением того, что в то время можно было бы назвать общественным мнением. Его руководителем и выразителем стал папа — общее раздражение против королей, тративших силы в междоусобной войне, когда Палестина ждала их помощи, образумило расходившихся забияк. 18 ноября в Бонмулене три государя съехались для заключения мира. Очевидцев поразило то, что Ричард прибыл вместе с Филиппом и держался подле него. Торжественный тон, в каком рассказывает о происходящем «История Уильяма Маршала», не затушевывает какого-то мрачного комизма. Беседа происходит между отцом и сыном, но читатель понимает, чья рука смогла обуздать и привести сюда разъяренного Ричарда. Филипп, несомненно, испытывал удовольствие от впечатления, произведенного их дружным прибытием на старого короля. «Ричард, — спрашивает Генрих, — откуда вы?» — «Случай, — отвечает Ричард, — свел меня с Филиппом. Я не хотел избегать его и проводил до места свидания». — «Хорошо, Ричард, если так. Берегитесь, нет ли тут предательства!»

Вслед за этим Филипп отводит Генриха в сторону, чтобы дать «добрый совет». К этому «совету» он будет возвращаться все три дня, которые продлится совещание, и каждый раз встретит отказ короля. «Сын ваш — доблестный муж, но у него мало земли. Дайте ему вместе с Пуату Турень, Мэн и Анжу, и они будут в хороших руках». В последний раз настаивает Филипп на так долго откладываемом браке, в последний раз требует для Ричарда гарантий его наследственных прав на Англию и Нормандию. Генрих отказывает: «Если здравый смысл меня не покинул, не сегодня он получит этот дар».

«Хорошо! — в конце концов восклицает Ричард. — Я вижу ту правду, которой верить не смел». И, отвернувшись от отца и сложив руки, он склоняет колено перед Филиппом и объявляет себя его вассалом «за Нормандию, Пуату, Анжу, Мэн, Берри и Тулузу». Он просит его помощи в защите своих прав. «Генрих, — заканчивается прозаическое изложение той же сцены у Гервазия Кентерберийского [22] Гервазий Кентерберийский (ок. 1141 — ок. 1210) — английский хронист, автор нескольких сочинений. , — отступил на несколько шагов, спрашивая себя: что значит этот внезапный оборот дела? Он вспомнил о том, что произошло некогда, в те времена, как сын его Генрих Младший соединился против него с Людовиком VII. И думалось ему, что теперь он стоит перед более грозной опасностью, ибо Филипп не такой человек, каким был Людовик». Генрих ушел один. Ричард удалился вместе с Филиппом.

Если целью Филиппа было расширить трещину между отцом и сыном и оттянуть крестовый поход, в который его так же мало влекло, как и Генриха, то он достиг своей цели. Ричард отодвинул в сторону свои крестоносные планы. Убеждения папского посла не привели ни к чему. Филипп даже под угрозой анафемы прямо сказал легату, что за его горячностью стоят деньги английского короля. Война перекинулась на следующий, 1189 год. До Пасхи длилось перемирие, но в июне Филипп и Ричард принялись гоняться за Генрихом по городам и замкам Анжу.