Олаф Брок - Диктатура пролетариата [calibre]

О том, как далеко такое безумное состояние могло завести нормального человека, свидетельствуют некоторые впечатляющие эпизоды. Мои знакомые вспоминают свой ужас, когда тот или другой благовоспитанный, безобидный коллега посреди повседневной беседы вдруг упоминал, что он участвовал в нескольких страшных эпизодах революционного произвола и лично привел в исполнение сотни смертных приговоров. Кто-то с содроганием думает о прошлом, а кто-то не видит в этом преступления и повторяет лозунги вождей: ведь это было «целесообразно», это было «необходимо». Такие люди не испытывают раскаяния, хотя сейчас сами признают, к каким жутким последствиям привело служение идеалам, ради которых они взяли на себя неизмеримое бремя вины.

Тем не менее не стоит забывать, что, согласно неоднократным заявлениям целого ряда моих знакомых – от обычных людей, ставших свидетелями террора, до врачей и медицинских экспертов высшего уровня, – многие жестокие революционеры, прежде всего, члены ЧК, были либо частично ненормальными, либо имели подтвержденный психиатрический диагноз и проходили лечение от галлюцинаций и других расстройств. У одних симптомы душевной болезни проявились давно, у других – после начала их революционной деятельности.

Все это неудивительно. Но вожди революции, сыгравшие на безумном порыве народа, его светлых и темных импульсах, очевидно, стараются пресекать подобные разговоры. Когда партийцу требовалось пройти врачебное освидетельствование, большевики, из мер предосторожности, порой принимали решение предоставить коллективное медицинское заключение, я бы его назвал коммунистическим – с подписями всего врачебного состава учреждения. Московские коллеги пересказали мне следующий эпизод. Один человек из-за длительной работы палачом потерял рассудок, что в общем-то случается нередко. Профессор медицины, лечивший пациента, нашел случай интересным. На лекции он сообщил о выявленных им у больного психических процессах, назвав имя и род занятий пациента. После этого профессора, вместе с ассистентом, незамедлительно сослали в Томск.

VI. Падение норм

Даже имея самые скромные ожидания, невольно вздрагиваешь от грубости, самодовольства и отсутствия внешнего благородства по отношению к окружающим, характерных для русского коммуниста.

Например, мы сидим втроем или вчетвером в кабинете начальника отделения Государственного банка. Услышав, что прибыл норвежец с аккредитивом, он пожелал узнать подробнее о проблемах, затронувших банки Христиании. Во время беседы в контору врывается человек с какой-то бумагой – коммунист, в красноармейской форме. Он без лишних церемоний идет к банковскому начальнику, прервав разговор, – нас для него просто не существует. При нормальных обстоятельствах было бы естественно попросить его дождаться своей очереди, но так разговаривать с левитами большевизма не отважится никто, и на его хамство отвечают услужливой покорностью.

Еще один случай: я разговариваю с секретарем в Университете им. Свердлова – мне понадобилась информация по вопросам чисто технического характера. Требовалась буквально еще пара минут. Вдруг в кабинет врывается мужчина, не здороваясь, прерывает обсуждение, словно вокруг нет ни души, и самым наглым образом переходит к изложению своего дела – двадцатиминутный бессодержательный разговор о том, что необходимо срочно поместить объявление о каком-то собрании, которое состоится через две недели, – затем так же бесцеремонно, не удостоив нас и взглядом, уходит, предоставив мне заново излагать суть вопроса.

Эти эпизоды, демонстрирующие повседневную действительность, еще более бросаются в глаза на фоне возвеличивания большевиками «эффективного» подхода: кому, как не им, следует видеть, что внешние нормы поведения часто являются основой для здоровых и эффективных взаимоотношений между людьми.

Даже если мы примем во внимание недостаток «культуры» в коммунистических рядах, общую невежественность, свойственную эпохе в целом, вызванную жестокостью войны и так называемой «свободой от предрассудков»; если мы вспомним, что подобная недисциплинированность встречалась и в прошлом, – все равно останется черта, присущая исключительно коммунистическим верхам, – это отсутствие всяческих норм приличия в повседневной жизни. Как правило, если спокойно отнестись к первому впечатлению и более близко познакомиться с человеком, то панцирь спадет, открыв свойственную русским доброжелательную, отзывчивую, гостеприимную натуру – это справедливо как для коммуниста, так и для остального населения, состоящего на государственной службе и легко перенимающего общий тон начальства. Однако нередко возникает такое неприятие к этим вульгарным, нечутким, спесивым людям, беззастенчиво проталкивающимся вперед со своими вопросами, своими делами, своими невежливыми замечаниями, что хочется иметь как можно меньше общего как с государственными конторами, так и с их работниками.

Описанные мною явления в высшей степени остро ощущаются русскими из образованных кругов, а также людьми, воспитанными в культуре дореволюционной России. Одно из слышанных мною объяснений – сильное влияние еврейского стиля поведения: привыкшие к притеснениям евреи, теперь бесспорно играющие ведущую роль в коммунистической партии, почувствовав свое превосходство, особенно склонны к проявлению таких нелицеприятных черт. Полагаю, данное объяснение имеет гораздо более глубокие корни.

Большевистские вожди, по-видимому, не меньше возмущены ничем не сдерживаемым произволом грубой распущенности и бестактности. В «Красной газете» от 16 мая мне случайно попалась статья Троцкого «За новый порядок». Статья на самом деле призывала к борьбе на несколько ином фронте – против использования всем известного русского мата, более оскорбительного и грубого, чем у других народов. Все ругательства, как пришедшие из холопских низов, так и из крепостнических кругов, рассматриваются Троцким как наследие прошлых времен, которое сейчас должно отпасть. Он не щадит и коллег по партии: даже для искренне преданного коммуниста женщина легко превращается в «бабу», и даже у отмеченного за заслуги перед страной партийца могут неожиданно вырваться такие ругательства, что с ним будет совестно находиться в одном помещении. По мнению Троцкого, это вызвано тем, что различные области человеческого сознания и мироощущения меняются и переформировываются не одновременно. Душа живет по консервативным законам, в то время как социально-политическое развитие русских за последние десятилетия двигалось вперед с неслыханной скоростью, рывками и скачками. Именно поэтому с продвинутыми, искренними и высокодуховными убеждениями («чему-то мы можем научить Европу и Америку») сосуществуют привычки и манеры темного Средневековья. «Выправление идейного фронта, т. е. обработка всех областей сознания методами марксизма, – вот общая формула воспитания и самовоспитания, в первую очередь, для нашей партии, начиная с ее вождей», – пишет Троцкий, используя чисто большевистский жаргон.