Юрий Кривошеев - Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

Наиболее подробно конфликт 1175–1177 гг. был рассмотрен В.О. Ключевским. Анализируя события на широком фоне действующих в них социальных сил, ученый вскрыл социальную сущность явлений глубоко и масштабно. Отталкиваясь от выводов С.М. Соловьева, В.О. Ключевский пришел к заключению, противоречащему им, выявив «тройную борьбу» общества, разделившегося «в борьбе горизонтально, а не вертикально», т. е. по сословиям, а не по городам. Цепь рассуждений В.О. Ключевского слаженна, все выводы логичны. Тем не менее есть основания присмотреться к ним пристальнее, особенно учитывая их близость к построениям ряда советских историков, поскольку они считают решающим фактором в борьбе 1175–1177 гг. именно раскол северо-восточного общества на антагонистические классы, а не на городские общины.

Исследование вопроса В.О. Ключевский начинает с летописных свидетельств, лежащих, так сказать, на поверхности. После смерти Андрея Боголюбского в Суздальской земле началась княжеская усобица, по происхождению «очень похожая на княжеские усобицы в старой Киевской Руси», однако резко отличная тем, что в ней «местное население приняло деятельное участие». Столкновения приняли характер борьбы городов: старших городов — Ростова и Суздаля и пригородов — Владимира, Переяславля и Москвы. Но эта «земская вражда» «шла глубже, захватывала все общество сверху донизу». В результате «все общество Суздальской земли разделилось в борьбе горизонтально, а не вертикально: на одной стороне стали обе местные аристократии, старшая дружина и верхний слой неслужилого населения (промышленная аристократия. — Ю.К .) старших городов, на другой — их низшее население вместе с пригородами». Аристократия «новых» городов (дружина) также примкнула к «старейшим» городам. [34] Ключевский В.О . Соч. в 9 т. Т. I. Kypc русской истории. Ч. 1. С. 326–331.

Рассмотрим летописные факты, которые позволили В.О. Ключевскому сделать такие выводы. Во-первых, после битвы под Владимиром «прислашася к Михалкови князю Суждалци, рекуще: "мы, княже, на полку томь со Мстиславом не были, но были с ним боляре, а на нас лиха сердца не держи, но поеди к нам"». [35] ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стб. 378–379. В.О. Ключевский почему-то переводит текст: «…были с ним одни наши (разрядка наша. — Ю.К .) бояре». [36] Ключевский В.О . Соч. в 9 т. Т. I. Курс русской истории. Ч. 1. С. 327. См. также: Насонов А.Н . История русского летописания XI — начала XVIII века. М., 1969. С. 160–161. Однако посмотрим так ли это. Возвратимся чуть назад. Ярополк, преследующий Михалку, присылает «весть» находящемуся в Суздале Мстиславу — «си же весть приде ему в суботу, и яви дружине. Заоутра поеха изъ Суждаля борзо якож и на заяц, дружине постигающи его. Михалку не доехавше Володимеря [со братомъ Всеволодомъ] за 5 верстъ, срете и Мстиславъ с своею (разрядка наша. — Ю.К .) дружиною изънезапа…». [37] ПСРЛ. Т. I. Стб. 376. — Ранее, при получении известия о том, что Михалка идет во Владимир, Мстислав и Ярополк также «здумаста с дружиною своею» (Там же. Стб. 375). Таким образом, летопись определенно говорит, что в битве принимала участие только личная дружина Мстислава. Это не суздальская городовая дружина — она была бы названа «суздальской», «суздальцами». [38] См.: Насонов А.Н. Князь и город в Ростово-Суздальской земле… С. 15. Кроме того, Мстиславу было известно только то, что Михалка идет с малой дружиной, следовательно, ему не было необходимости собирать городскую дружину. Мгновенное бегство Мстислава с поля брани, когда он увидел с Михалкой владимирскую дружину, дополняет наши наблюдения. Поэтому речь суздальцев надо понимать следующим образом. «Мы» (т. е. наша городская дружина) в том бою не участвовали, а была там со Мстиславом его личная княжеская дружина, его бояре, которые, возможно, пришли с ним еще из «Русской земли». Под «суждальцами» в данном случае следует понимать не дружину города, а все население, включая и социальную и имущественную верхушку городской общины, и «людье», простых общинников. Если же мы вслед за В.О. Ключевским примем, что бояре — это «высшее» население Суздаля, то кто же тогда эти «суждальци», посылающие «роту» к Михалке? Итак, по-нашему мнению, население Суздаля не было расколото на общественные «верхи» и «низы». Из контекста летописи представляется возможным выяснить только то, что в Суздале был Мстислав со своей дружиной, с одной стороны, и остальное население со своими лидерами — с другой.

Во-вторых, В.О. Ключевский пишет о 1500 дружинниках Владимира, примкнувших к аристократии Ростова и Суздаля. Мы считаем, что здесь можно говорить только о зависимости Владимира, как пригорода, от Ростова. По крайней мере, в военном отношении. Раскол владимирцев на противоборствующие политические партии предполагать здесь вряд ли возможно. Вероятно также то, что, посылая свою дружину навстречу Мстиславу и Ярополку, владимирское вече остается верным решению «всей земли» о приглашении этих князей, не предполагая, конечно, что их дружина может оказаться в стане врагов. [39] ПСРЛ. Т. I. Стб. 371, 373. Во всяком случае, последующие действия владимирской дружины находятся в теснейшей связи со всей владимирской общиной. [40] Там же. Стб. 376–377, 380, 381 и др.

Последний аргумент В.О. Ключевского — слова из послания Всеволода Мстиславу накануне битвы на Юрьевом поле: «брате, оже тя привели старейшая дружина… тобе Ростовци привели и боляре, а мене былъ с братом Богъ привелъ и Володимерци». [41] Там же. Стб. 380. В данном случае ученый понимал под «ростовцами» торговую аристократию. Вряд ли это так. Ниже мы покажем, что оснований выделять или отделять эту категорию населения от прочих ростовцев — горожан, как и ставить во главе города, в XII в. еще нет. «Ростовцы» же — это все свободное население города, равно как и «суздальцы» и «владимирцы».

Итак, мы не можем согласиться с концепцией, выдвинутой еще историографией XIX в. и поддержанной на иной методологической основе советскими историками, что события 1175–1177 гг. представляют борьбу отдельных социальных слоев между собой. А если так, то следует признать, что происходила борьба именно городских общин.

Рассмотрим подробнее соотношение социальных сил внутри самих общин.

Вначале несколько слов о социальной атрибутации мелькающих на страницах летописи «ростовцев», «суздальцев», «владимирцев», «переяславцев». В современной историографии здесь нет единства. Так, Л.В. Черепнин склонен видеть здесь бояр, городской патрициат и духовенство, образующих некий «городской совет». [42] Черепнин Л.В. К вопросу о характере и форме древнерусского государства X — начала XIII вв. // ИЗ. Т. 89. М., 1972. С. 382–387, 390–395. Несколько расширяет эти понятия Ю.А. Лимонов. Он полагает, что в некоторых случаях они обозначают даже разные социальные контингенты: воинские подразделения, воинов, местных бояр, мужей-дворян, феодальное ополчение. Но в большинстве случаев эти понятия имеют в виду жителей города. Более того, при рассмотрении летописного контекста указанные понятия можно дифференцировать. Они могут обозначать вече, вечников, коммунальные органы власти, выборных от них и даже городское ополчение. Ю.А. Лимонов справедливо призывает (и осуществляет это на деле), чтобы в каждом отдельном случае эти летописные определения рассматривались специально. Однако в целом, судя по его выводам, все перечисленные социальные институты и категории являются феодальными органами и группами. [43] Характерным является определение им веча, как «коммунальных органов власти», где «ведущее значение при решении важнейших вопросов политики города и земли» имел «господствующий класс», состоявший из «бояр, а также мужей-дворян, "воев" — представителей класса феодалов, купцов, торговцев», а также церковников ( Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь. С. 145–146). В частности, Ю.А. Лимонов в своих доказательствах опирается на следующий отрывок из послания Всеволода к Мстиславу: «Брате, оже тя привели старейшая дружина… тобе Ростовци привели и боляре, а мене былъ с братомъ Богъ привелъ и Володимерци». [44] ПСРЛ. Т. I. Стб. 380. На основе этого он «раскрывает» «термины младшей и старшей дружины». Обе эти группировки — феодалы: «старшая дружина» — старые ростовские родовитые бояре, а «младшая дружина» — «владимирцы», включает в себя не только «"мелкопоместных феодалов", но и крупных местных феодалов». [45] Лимонов Ю.А . Летописание Владимиро-Суздальской Руси. Л., 1967. С. 84–85. — Близок к этим взглядам и Ю.А. Кизилов, отмечающий враждующие боярские группировки Владимира и Переяславля («мезиннее» по происхождению боярство) и Ростова и Суздаля («старейшее боярство», «многовотчинная аристократия»), правда, указывая при этом на значительную роль владимирских горожан ( Кизилов Ю.А. 1) Земли и княжества Древней Руси (из истории феодальной раздробленности в Северной Руси): автореф. канд. дис. М., 1970. С. 16–17; 2) Земли и княжества Северо-Восточной Руси… С. 14–21). — Надо сказать, что подобные мнения высказывались и в дореволюционной историографии. Д.А. Корсаков считал, что борьба Ростова и Владимира есть борьба из-за земского главенства между партией земских бояр и партией княжеских дружинников, которые только сравнительно с этими земскими боярами называют сами себя людьми «мезинними» ( Корсаков Д.А. Меря и Ростовское княжество. С. 118). С.М. Шпилевский, возражая Д.А. Корсакову, резонно замечал: «Под людьми мезинними невероятно разуметь княжеских дружинников, которые будто бы сами себя так называли. Мезинние люди это все население пригородов, за исключением бояр; сюда принадлежали купцы, простые граждане…» ( Шпилевский С.М. Старые и новые города и борьба между ними в Ростово-Суздальской земле. Ярославль, 1892. С. 50). Но и он, как увидим, был не прав. Нам представляется, что «старейшую дружину» следует рассматривать не в узком плане, отталкиваясь только от данного текста: «Тако и зде не разумеша правды Божья исправити Ростовци и Суждалци, давнии творящеся старейший, новии же людье мезинии Володимерьстии уразумевше яшася по правъду крепко…». [46] ПСРЛ. Т. I. Стб. 378. То есть речь идет о «старейшинстве» городов, ведущих борьбу, отсюда и население их названо: «старейшей дружиной» — ростовцы, «новыми людьми мизинними» — владимирцы. [47] Для того чтобы встать вровень с ростовцами, владимирцы прибегают к фальсификации своей истории, выдавая его за город, основанный еще Владимиром Святым. В древности города они видели обоснование отделения пригорода от Ростова. — Возможность деятельности князя Владимира на Северо-Востоке Руси подверг сомнению еще В.Н. Татищев ( Татищев В.Н . Собр. соч. в 8 т. Т. II и III. История Российская. Т. II. М., 1995. С. 235, прим. 196). В дальнейшем несостоятельность версии об «основании» города Владимиром показали С.М. Шпилевский ( Шпилевский С.М. Старые и новые города… С. 95–96), А.И. Бунин ( Бунин А.И. О времени основания города Владимира на Клязьме // Археологические известия и заметки. М., 1896. № 5–6. С. 179–180), Н.Н. Воронин ( Воронин Н.Н . Социальная топография Владимира XII–XIII вв. и «чертеж» 1745 г. // СА. Т. VIII. 1946. С. 153, 166). Безусловно, владимирцы — это не только простые горожане («холопе каменьници», как их презрительно, намекая на молодость города, прозвали ростовцы), но то же боярство. [48] Насонов А.Н. Князь и город… С. 14–15; Фроянов И.Я . Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. С. 157; Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь. С. 135. Поэтому и под «старейшей дружиной» также надо понимать все ростовское население — бояр и «ростовцев», — население города, старшего по происхождению и традициям, в отличие от нового Владимира. Исходя из сказанного, мы считаем возможным присоединиться к М.Н. Тихомирову и И.Я. Фроянову, которые под «ростовцами», «владимирцами» и т. д. подразумевают горожан — жителей земли, среди которых, по мнению И.Я. Фроянова, «была, конечно, и прослойка знати». [49] Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси… С. 234; Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. С. 134, 178, 218 и др.